это полный бред. Такого не может быть никогда. Я знаю Анну уже почти четверть века. Это исключительно порядочный человек…
– Сейчас нельзя ни за кого поручиться, – возразил Берндт, – лучше помолчите. Насколько я понял, инспектор Нерлингер собирается увезти ее прямо сейчас. И правильно сделает. Мы все устали от этих постоянных недомолвок, подозрений, иносказаний. Мы не знаем, как себя вести и что нам делать. Наконец все эти кошмары прекратятся, и мы сможем разъехаться по своим домам.
– Но я не верю, что это сделала Анна, – упрямо повторил Арнольд. – Позвольте я пройду в комнату и скажу им об этом. Анна никогда бы не решилась убить мою жену. Ей это было просто не нужно.
Он решительно прошел дальше.
– Несчастный человек, – с сожалением сказал Берндт, переходя на английский. На нем он говорил гораздо лучше, чем по-русски. – Он все еще ее любит и считает, что она не могла его предать. А она его предала уже дважды. Сначала вышла замуж за Германа, а потом, забеременев от Арнольда, фактически отняла у него ребенка, назначив его отцом Германа.
Дронго пожал плечами.
– В жизни порой встречаются такие непредсказуемые моменты, – пояснил он. – Я слышал, что вы были в доме за день до юбилея вашей тещи?
– Конечно, были. Мы приезжали сюда, чтобы помочь Марте. Вы же видели, в каком состоянии иногда бывала Сюзанна. Значит, Марта могла доверять только своей дочери. Разве вы не видите, что творится в этом доме?
– Вижу, – кивнул Дронго, – но зачем Анне нужно было убивать свою свекровь? Я видел, что они не очень любили и не ладили друг с другом, но из-за этого убивать? Вам не кажется, что мотив более чем странный? Невестка убивает свою свекровь только потому, что последняя к ней придирается. Если бы это случалось в каждой семье, то половина населения земного шара убивала бы своих родственниц и особенно матерей своих мужей, которые вечно бывают недовольны своими невестками.
– При чем тут недовольство или придирки? – удивился Берндт. – Речь идет о крупной сумме денег. Об очень крупной сумме, ради которой можно было и рискнуть. Как вы думаете, сколько может стоить этот дом?
– Понятия не имею.
– Около четырехсот тысяч евро, – торжествующе произнес Берндт. – И прибавьте сюда еще библиотеку, набитую раритетами, среди которых есть и настоящие фолианты. А еще родственница завещала Сюзанне около девяти миллионов евро в акциях и на счетах. А это уже просто огромное состояние. И опекуном становилась старшая сестра Сюзанны – Марта. Теперь, после смерти Марты, все имущество формально должно отойти к Герману и Мадлен. Но я не удивлюсь, если выяснится, что Герман и Анна заранее подсуетились и сумели убедить Марту составить договор, по которому все имущество переходило в их полную и безвозмездную собственность. Матери всегда относятся к сыновьям с большей любовью и заботой, хотя опираются в основном на дочерей, рассчитывая именно на их помощь.
– В таком случае Анна – настоящий монстр, – сказал Дронго. – Она – не просто убийца. Она еще и садомазохист.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – нахмурился Берндт.
– Оба раза убийства произошли в гостиной, где в этот момент находилась ее дочь, – напомнил Дронго, – ее несовершеннолетняя дочь, герр Ширмер. Какая сила воли должна быть у этой матери, чтобы совершать свои преступления на глазах у шестилетней девочки. Ребенок может сойти с ума, увидев повторяющиеся сцены смерти сначала бабушки, а потом супруги своего фактического отца. И если Анна замыслила и осуществила подобные убийства, то она не только садист, который таким страшным образом мучает свою несовершеннолетнюю дочь, но еще и мазохист, если она получает от этого ритуала своеобразное удовлетворение. Вы не замечали за ней подобных качеств?
Берндт почувствовал иронию и нахмурился.
– Похоже, вы ее защищаете, – недовольно сказал он, – теперь мне все понятно. Эмма нарочно привезла вас сюда, чтобы вы могли выгородить этих двух сестер, вернее, их возможные пакости, которые они задумали и осуществили в этом доме.
– У вас бурная фантазия, господин Ширмер, – заметил Дронго. – Но интересно, что среди всех собравшихся только вы являетесь финансистом, который абсолютно точно знает сумму, завещанную фрейлейн Сюзанне, стоимость дома и даже возможную стоимость книг в библиотеке этого дома. Такое ощущение, что именно вы готовились стать владельцем подобного наследства.
Ширмер испугался. Было заметно, как он побледнел и капельки пота выступили у него на верхней губе. Он облизнул губы.
– Я банкир и обязан знать, что именно здесь произошло, – сказал он. – И я не мог позволить, чтобы наследство, которое отчасти принадлежит и моей супруге, попало бы в чужие руки. Поэтому я все заранее узнал. Не вижу в этом ничего зазорного.
– И кому вы рассказали об этом? Марта знала, как именно вы интересуетесь ее наследством?
– Нет, не знала. Зачем беспокоить пожилую женщину ненужными расспросами? У меня были свои источники, из которых я мог все точно узнать.
– Воспользовались своим служебным положением, – продолжал давить Дронго.
– Я обязан был защитить интересы моей супруги, – гордо заявил Берндт.
– И рассказали ей о точной стоимости наследства?
– Конечно, рассказал. А кому еще я мог доверить подобную тайну?
– Ее брату вы тоже об этом говорили?
– Не посчитал нужным. Но, судя по всему, они сами обо всем узнали. И очень подробно. Во всяком случае, подсуетилась именно его супруга, которая понимала, насколько шаткое у нее положение. Ведь она фактически могла сразу все потерять. Ее ребенок не является естественным наследником семьи Крегер, а ее муж мог в любой момент с ней развестись. Все держалось исключительно на порядочности самого Германа. И поэтому она поняла, что обязана действовать. Ведь если наследство перейдет к Герману после развода с Анной, ни она, ни ее дочь не получат ни одного евро. А вот если деньги будут получены в период, когда она все еще формально является супругой Германа, то все совместно нажитое имущество должно делиться пополам при разводе, даже полученное наследство.
– Это вы тоже узнавали, пользуясь своим положением? – не скрывая иронии, спросил Дронго.
– И это тоже. У нас в банке работают очень хорошие юристы, – сообщил Берндт, – поэтому будет правильно, если вы не станете защищать Анну, которая, безусловно, спланировала и осуществила эти два убийства.
Из комнаты послышался плач девочки. Ева, увидев, что ее маму куда-то от нее уводят, начала плакать. Из комнаты вышел мрачный Нерлингер, за ним – Анна, на руках которой были наручники, двое офицеров, затем – Герман с Евой на руках, Арнольд, Эмма. Вся эта процессия начала спускаться по лестнице. Дом наполнился вздохами, криками и плачем.
Даже появившаяся внизу Калерия Яковлевна всплеснула руками и огорченно забормотала. Герман передал девочку Эмме и двинулся следом за женой. На шум из комнаты вышла Мадлен.
– Мы найдем тебе лучшего адвоката! – крикнул супруге Герман. – Я прямо сейчас позвоню, чтобы его послали в полицейское управление. Не отвечай ни на один вопрос без адвоката, ни на один! Мы сделаем все, чтобы доказать твою непричастность к этим убийствам.
Анна, соглашаясь, кивала. В глазах у нее стояли слезы. Она крикнула, обращаясь к сестре:
– Следи за Евой и никуда ее не отпускай.
– Не волнуйся! – закричала в ответ Эмма. – Я все сделаю как следует! Ты только не беспокойся.
Нерлингер приказал подать машину прямо к подъезду. Через несколько минут они уехали. Герман почти сразу позвонил своим родственникам и, взяв машину, отправился следом. Эмма увела девочку в комнату. Калерия Яковлевна прошла на кухню, Мадлен и Берндт вернулись в свою комнату. Дронго спустился в гостиную, где дежурил офицер, смотревший телевизор, и уселся на стуле. Вскоре вошел Арнольд Пастушенко и сел рядом с ним. Молчание было долгим.
– Лесю отравили тем же ядом, каким за день до этого отравили хозяйку дома, – наконец сообщил Арнольд.
– Примите мои соболезнования.
