и не тронул бы. Но Самвел все испортил. И этот придурок-водитель микроавтобуса, пистолет которого ты сейчас держишь. Им категорически было запрещено брать оружие, но он нас не послушался. В результате Самвел взял его пистолет и открыл огонь. Убил одного и ранил другого. Ты же сам видел, что там произошло. Я кричал, чтобы в Тухвата не стреляли, его должны были взять живым. Но он бросился к автомату раненого, и тогда его добили. И Самвела, первым открывшего огонь, тоже убили. А ты сумел уйти только потому, что тебя не преследовали.
– Не ври, – разозлился я. – Мне удалось уйти потому, что я встретил какого-то старичка на «Москвиче», и он отвез меня в аэропорт.
– Тогда понятно, – кивнул Димаров. – А мы искали тебя по всем дорогам, ведущим в город.
– Значит, я оказался умнее. Только почему вы убили Мубарякова? Что он вам сделал? Помогал Тухвату воровать ваш общак?
– Нет. Но он знал про Тухвата и про тебя. Поэтому к нему приехали люди, которые хотели уточнить, куда мог спрятать свои деньги Тухват. Но Мубаряков стал упрямиться, и тогда его пристрелили.
– Он ничего не знал.
– Может быть, и не знал. А может, знал.
– Тогда зачем ты послал двух своих головорезов к несчастным старикам? Я говорю о Шершенских. Они тебе что сделали?
– Мне лично ничего. И это не я посылал головорезов. Просто выяснили, что ты звонил к ним домой, и решили проверить – может, они знают, где именно ты прячешься. Но старая перечница ничего не сказала, только потеряла сознание, когда ее начали бить. А ее муж держался, пока ты не пришел. Между прочим, так ничего и не сообщил.
– Конечно, не сообщил, он человек старой закалки.
– А ты пристрелил одного и разбил лицо другому, – напомнил Леонид. – На что ты надеешься? Думаешь, что сумеешь все время бегать? Они тебя обязательно вычислят и все равно возьмут, пока ты будешь прятаться от них по всей Москве.
Я молчал.
– Ты знаешь, против кого выступаешь? – продолжал воодушевленный моим молчанием Леонид. – Это сам Реваз Московский, один из главных руководителей всего нашего сообщества. Ты против него даже не клоп, не комар, а просто микроб.
Я никогда не слышал про Реваза Московского, но догадывался, что это очень крупный преступный авторитет. Только мне от этого было не легче.
– Что вы хотите? – спросил я. – Зачем они за мной охотятся? Ты ведь прекрасно знаешь, что мне ничего не известно, что я работал у Тухвата только один день. Откуда мне знать, куда именно он спрятал эти проклятые деньги?
Тут я увидел усмешку, промелькнувшую на лице Димарова, и внезапно понял, почему меня ищут с такой настойчивостью. Это было как озарение, как интуитивный ответ, который находишь в самой сложной ситуации.
– Это ты забрал деньги, – ошеломленно произнес я, уже не сомневаясь. – Ты забрал деньги и подставил Тухвата. Это ты боишься, что они найдут меня и узнают, что ни Тухват, ни Самвел и никто другой не брал этих денег. Поэтому ты убил Мубарякова, чтобы убрать последнего свидетеля. И поэтому хочешь срочно найти меня и убрать, свалив всю вину на Тухвата и его людей. Это ты забрал деньги, Леонид.
– Бред какой-то, – с нервным смешком произнес Димаров.
Если у меня еще были раньше какие-то сомнения, то теперь я точно знал, что Леонид все нарочно придумал, чтобы скрыть свою причастность к похищению общака. Поэтому ему нужны были только трупы.
– Это ты разрешил взять водителю пистолет, – продолжал я, глядя ему в глаза, – и это тебя, гниду, должны были найти и четвертовать за кражу денег.
– Ты чокнулся, – не очень убедительно проговорил он, – я никогда не посмел бы.
Из квартиры сверху вышли бабушка с внуком. Мальчику было лет шесть или семь. Они осторожно спускались по лестнице мимо нас, внук держал бабушку за руку. Я убрал пистолет за спину, чтобы не смущать их видом оружия. Когда они поравнялись с Леонидом, он мгновенно использовал свой шанс и изо всех сил толкнул на меня бабушку и внука. Если бы не пистолет в правой руке, я бы, конечно, удержал их обоих, но у меня был заряженный пистолет, и я отпрянул чуть в сторону, чтобы они не полетели вниз, и попытался остановить их своим телом. Но толчок был слишком сильным, и грузная бабушка полетела на меня. Я все-таки удержал пистолет, падая на пол, а бабушка упала прямо на меня, внук же покатился вниз.
Леонид перескочил через нас и побежал по лестнице к выходу. Я с трудом поднимался. Несчастная женщина лежала прямо на мне. Когда я попробовал помочь ей подняться, она застонала. Позже выяснилось, что бабушка сломала ногу при падении. Хорошо еще, что внук не пострадал. Дети вообще обладают поразительной живучестью и, падая даже с большой высоты, умудряются оставаться в живых. Говорят, что идеально падают дети и пьяные, потому что они не напрягаются, а, наоборот, расслабляют все мышцы, и удары при падении становятся не столь болезненными. Это помогает им избежать переломов.
Я постучался к соседям, попросив вызвать «Скорую помощь», и, оставив внука рядом со стонущей бабушкой, выбежал на улицу. Конечно, Леонида уже нигде не было. Как я ругал себя, что не предусмотрел элементарной предосторожности! Нужно было встать рядом с ним и держать его под прицелом, пока бабушка с внуком не спустятся вниз. Но у меня в руках было оружие, и я упивался своей силой, чувствуя себя почти непобедимым.
Теперь нужно было что-то решать. Оставаться в Москве просто опасно, а после того, как я убил одного из бандитов, стало вдвойне опаснее. Значит, мне нужно срочно отсюда уезжать. И, конечно, главная опасность исходила со стороны Димарова, который теперь будет уверять всех, что именно я забрал деньги или точно знаю, куда их спрятал Тухват. Он будет искать меня изо всех сил, чтобы первым найти и убрать, ведь иначе его воровство станет известно преступным авторитетам, которые не прощают подобных подстав.
Я отправился на Казанский вокзал, чтобы купить билет до Уфы. Тут я выяснил, что поезд уйдет завтра утром, и подумал, что опять попал в дурацкую ситуацию и ночью придется где-то прятаться. Возвращаться в общежитие было невозможно – там меня ждали не только бандиты, но и милиция.
Однако через час отходил поезд на Рязань, откуда тоже можно было добраться до Уфы. Недолго раздумывая, я купил себе билет до Рязани и уже через несколько часов был в этом городе. Вокзал выглядел маленьким, грязным, обшарпанным, но я устроился на скамейке и даже умудрился немного подремать. Под утро проснулся и пошел в местный буфет, который уже работал. Мне дали какую-то светлую жижицу, пояснив, что это кофе с молоком, и засохший бутерброд с твердым сыром. Я честно все съел и выпил, а потом вышел на платформу, дожидаясь своего поезда до Уфы и все время обдумывая ситуацию. Слава богу, что тетя Лиза не скоро вернется в Санкт-Петербург. К Петру Евгеньевичу бандиты больше не сунутся – они понимают, что эта семья будет теперь под надзором милиции. Мубарякова уже убрали, и здесь я ничем не мог помочь. Я точно помнил, что сделал тогда только три телефонных звонка – два ночью и один утром. Больше я никому не звонил. У бандитов больше нет никаких адресов, где бы они меня искали, значит, можно спокойно отсидеться в Уфе. Но нет, отсиживаться нельзя. Нужно найти серьезного человека и переговорить с ним, чтобы выйти на самого Реваза Московского и наконец объяснить ему, кто и как украл этот общак. У нас в Уфе тоже есть свои доморощенные авторитеты, на которых можно выйти. Но для этого надо сначала вернуться в свой родной город.
Поезд пришел с опозданием на полтора часа. Сейчас, спустя почти двадцать лет, когда вспоминаешь то время, кажется невозможным, что мы его пережили. Неизвестно как и непонятно почему, но мы могли выжить в таких скотских условиях. Потом какие-то аналитики подсчитали, что ущерб, причиненный перестройкой и разрушением страны, был гораздо больше, чем ущерб, нанесенный нашей большой стране Второй мировой войной. Представляете? Даже фашисты, с их самолетами, танками, артиллерией, концлагерями, зондеркомандами, СС и гестапо, с их многочисленными союзниками, не смогли нанести нам такой вред и такой колоссальный ущерб, какой мы нанесли себе сами. Интересно, был ли в истории второй такой случай, когда самая большая в мире держава распалась из-за преступной халатности ее
