Книга теней

– Ну что ж, – сказал Асмодей, – боюсь, им придется подождать, ибо глава монастыря, как они ее называют, немножечко, э-э-э… отвлеклась. – Он был занят тем, что дразнил сестру Клер и мучил ее; судя по смеху отца Луи, тот тоже принимал участие в этой забаве.

– Лучше расскажите мне, – потребовала Себастьяна, все еще занятая тем, что прежде было завернуто в бархат, – все ли прошло, как мы задумали, в келье этой монахини? – Я сначала подумала, что она обращается к Асмодею, но ответила ей Мадлен.

– Да, да , – подтвердила девушка-призрак. – Все как задумано . – И принялась рассказывать, как она предстала перед сестрой Клер в ее келье, приняв обличье «той, другой» (лишь много позднее мне стало известно, что имелась в виду Перонетта), и как она принялась удовлетворять ее потаенные желания. Дала ей то, о чем та столь долго мечтала и чего столь долго была лишена. Превратила в насмешку и ее похоть, и ее воздержание. Затем, улыбнувшись, Мадлен рассказала, как в самый разгар сладострастия приняла свой обычный облик и оросила кровью разгоряченную монахиню. – О, это нужно было видеть , – поведала мне Мадлен.

По-видимому, Асмодей явился в келью, как раз когда сестра Клер отведала крови потустороннего существа и начала кричать; как и было задумано, он закрыл монахине рот ладонью, другой рукой обездвижил ее и тем самым дал уйти своей сообщнице, которая возвратилась в библиотеку – ко мне и к отцу Луи. (Тут она опять назвала меня ведьмой, сказав: «К нашей ведьме и к отцу Луи».) Так что не всю ночь она укрывалась среди теней. Она проделала с сестрой Клер то же, что Луи проделал со мной, но если тот имел целью своей просветить меня и тем вымостить мне путь к знанию и надежде, Мадлен должна была устрашать и мучить… Я терялась в догадках, чем она могла заниматься с сестрой Клер; мне и теперь трудно себе это представить.

– А как дела у тебя, Асмо? – поинтересовалась Себастьяна. – Я немного тревожусь, ведь прошло немало времени с тех пор, как ты…

– Да, – согласился с ней великан. – Я давно этим не занимался. Это ты верно подметила. – Тут они обменялись улыбками. – И вообще я никогда не был искусен в твоем ремесле. Это не по моей части.

– И это еще мягко сказано, – согласилась с ним Себастьяна.

– К тому же сделать голема – это… – тут Асмодей замялся, – c'est difficile. [45] И заклинания состоят из очень уж инфернальных словечек…

– Инфернальных, это точно, – подхватил отец Луи.

Асмодей продолжил:

– Сперва я несколько запинался, но потом ничего, получилось. И очень даже хорошо, честное слово.

– Чудесно, – отозвалась Себастьяна. И тут я увидела, как она перебирает серебряные иголки (их у нее оказалась целая коллекция), похожие, должно быть, на те, которыми давным-давно протыкали отца Луи в его каморке на чердаке. Заметив их, я ничего не сказала. Тогда заговорила Себастьяна. – Слепить двойника из глины и запекшейся крови не самое трудное, – пояснила она. – Вдохнуть в него душу, оживить – вот в чем задача.

– Но у голема нет души, так что его трудно назвать живым, – заспорил Асмодей. – Тут речь идет скорей о чем-то вроде чучела, которое вешают или сжигают вместо преступника.

– Ну да, конечно, – Себастьяне явно не хотелось далее спорить, – различия совсем небольшие… – Она оторвала взгляд от игл, которые теперь держала веером, и спросила у Асмодея почти мечтательным тоном: – Ты помнишь прежний Париж, накануне рождественского мятежа, когда мы…

– Умоляю вас , – простонала Мадлен. – У нас в запасе нет вечности!

–  Конечно нет, дорогая, – откликнулась Себастьяна, вернувшись из прошлого. – Но у тебя она будет, если ты продолжишь отвлекать меня и ничего не получится.

– Молчу!

Себастьяна, проигнорировав ее краткий ответ, вновь обратилась к Асмодею и, словно подводя итог, спросила:

– Так наверху все прошло хорошо?

– Как по нотам, – сообщил великан. – Двойник монахини теперь лежит наверху в ее келье на соломенном тюфяке. Мертвец мертвецом; во всяком случае, так подумают те, кто его обнаружит. То есть обнаружит ее . – И он быстро поведал о том, какое удовольствие испытал, вонзая кинжал в голема на глазах у сестры Клер. – Когда клинок насквозь протыкал фальшивую монахиню, я мог думать только об этой . – Должно быть, сказав это, он каким-то образом вновь причинил сестре Клер боль, ибо та издала приглушенный крик. Отец Луи решил, видимо, помочь своему товарищу, и крик перешел в жуткий стон, под который оба весело рассмеялись.

– О нет, мальчики, – запротестовала Себастьяна, ибо их шалости отвлекали ее от дела. – Подождите.

Асмодей, словно желая закрепить достигнутое, рассказал, что, когда Мадлен вернулась проверить, как у него идут дела, он попросил ее залить келью потоками крови.

– Никто, – заключил он гордо, – никто не усомнится, что новоиспеченную мать-настоятельницу зарезали во сне. – А кроме того, он предложил Мадлен оставить кровавый след, ведущий от кельи в малую библиотеку, «чтобы у этих простофиль сошлись концы с концами».

– Но ведь кровь исчезнет уже через несколько часов, – заметила Себастьяна.

– Тогда у них будет одним небольшим чудом больше , – возразила Мадлен. – А теперь поскорее, пожалуйста! Девицы спрашивают друг дружку, куда запропастилась их сестра Клер и почему та до сих пор не спустилась. Они говорят, что нужно пойти в ее келью .

– Отлично, давайте быстрее… – Это произнесла Себастьяна; она провела тыльною стороной руки по моей щеке, ободряя меня, и сказала: – Будет больно, милочка, но так нужно , чтобы все получилось.

– И тебе будет далеко не так больно, как ей , – добавил отец Луи; я смогла увидеть, как он кивнул в ту сторону, где сестру Клер «обхаживал» Асмодей.

– Пусть ее боль послужит тебе утешением, – сказал тот, – великая боль твоей главной гонительницы. – И мне опять представились муки отца Луи во время его испытания, поиск дьявольской метки и поглотившее его пламя костра.

– Что… что вы хотите сейчас со мной сделать? – спросила я.

– Ты полностью мне доверяешь? – вопросом на вопрос ответила Себастьяна.

Я ответила, что доверяю, и в голове моей вновь прозвучали слова: «Ты в безопасности».

– Хорошо. Тогда начнем. – Она подала знак Асмодею, и я увидела, как у нее в руке блеснули серебряные иглы. Каждая длиною с мой указательный палец. Такие острые, что их кончики были невидимы. В другой руке она держала грубо вылепленную из воска фигурку. Куклу. Сделанную, как я теперь увидела, из той самой свечи, которая светила мне ночью, пока отец Луи не использовал ее не по назначению.

– Закрой глаза, – велела мне Себастьяна.

– Да, — посоветовала Мадлен, – зажмурься.

Я попросила, чтобы то, чему суждено случиться, случилось быстрее, а затем укрепилась и решила терпеть.

– Молодец, хорошая девочка, – проговорила Себастьяна; услышав это, Асмодей расхохотался и хохотал, пока раздавшийся голос Мадлен не заставил его умолкнуть.

– Три девицы направляются в келью своей начальницы , – проговорила та. – Пожалуйста, поспешите!

Себастьяна поспешно склонилась надо мною, вырвала у меня над правым ухом несколько волосков и лишь потом извинилась за это. Глаза мои широко раскрылись, будто те волоски были нитками, привязанными к моим векам, и я сквозь слезы увидела, как Себастьяна обматывает их вокруг безликой головы куклы. Она произнесла что-то похожее на заклинание.

– Вот так… еще чуточку… готово, – сказала она. – А как у тебя?