– Кто тебе рассказал?
– Нэнси, служанка миссис Селли. Значит, эти деньги ты должен был Миллеру?
– Да, – Саймон снова сел на стул. – Я… Я попал в переплет, Бланш. Я всегда осторожен, ты же знаешь.
Саймон покраснел.
– В смысле детей.
– О! – Бланш почувствовала, как краска заливает ее лицо. – Теперь понятно.
– Что?
– Ничего. Расскажи мне все. Я должна знать, а тебе, думаю, надо выговориться.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Бланш, это не так-то просто.
– Сколько ему лет?
Саймон тяжело вздохнул.
– Еще и года нет, – сказал он и развел руками. – Я никогда не видел его.
– Что?!
– Я никогда не видел его.
Он отвернулся, и Бланш заметила, как напряжена его спина.
– Как и мой отец никогда не видел меня. Видишь, я продолжаю традицию своей семьи.
– Саймон…
– Она была актрисой, как и я. Ты же знаешь, какая у нас жизнь, Бланш. Мы стали близки. И… ну, ты понимаешь, всякое случается. Проклятие! – Он ударил кулаком по подоконнику. – Я всегда был очень осторожен, и только один раз… Я предлагал ей пожениться. Не думай, я не бросил ее.
– Я так не думаю.
– И я знал, что ей понадобятся деньги, или, если честно, они понадобятся мне. Поэтому и пошел к Миллеру. Я хотел занять денег, чтобы купить дом. Я бы остался с ней, Бланш. У нас была бы семья.
– Я верю тебе, Саймон.
– Поэтому я сделал ей предложение.
Она рассмеялась мне в лицо.
– Что?
– Она нашла «покровителя», вышла за него замуж. Он адвокат, и, насколько я знаю, очень преуспевающий. И он считает, что ребенок от него, – Саймон помолчал. – И это может быть правдой.
Бланш поднялась, подошла к Саймону и положила руки ему на плечи. Из всего, что он ей только что рассказал, последнее, наверное, причиняло ему самую сильную боль.
– Мне жаль, – сказала она и прислонилась лицом к его спине. – Мне очень жаль.
– И ты останешься?
– Конечно, почему нет?
Саймон повернул голову, и Бланш заметила в его лице презрение, но не к ней, а к самому себе.
– Теперь ты знаешь обо мне самое худшее, Бланш. Что я не могу быть отцом собственному ребенку.
А еще его обвиняли в убийстве. Но почему-то теперь для Бланш это не имело никакого значения. Саймон был хорошим человеком, заботливым отцом, и неважно, как они встретились, неважно, в чем его обвиняют.
– Ты любишь его?
Она почувствовала, как под ее щекой мускулы его спины снова напряглись.
– Да, – сказал он помолчав. – Люблю.
– Как ты думаешь, он счастлив?
– Я очень на это надеюсь, – он снова помолчал. – По крайней мере, я слышал, что у них все хорошо.
– Тогда ты сделал все, что мог. У него есть родители, Саймон, – она почувствовала, как он вздрогнул. – И дом. Ты сделал все, что было в твоих силах.
– Хотелось бы мне верить в это.
– Попытайся, – прошептала Бланш, поднялась на носочки и поцеловала его в шею.
Он замер. Бланш тоже. Неожиданно она почувствовала такую нежность к нему, хотя сама не могла понять причины нахлынувших чувств.
– Если ты не отдвинешься, Бланш, боюсь, я затащу тебя в постель.