вытолкать их в шею. Но остальные были не столь прозорливы.
Хорошо быть иностранцем, прибыльно. Их жены жили в Лондоне и были рады не только их деньгам, но и частым отлучкам. Что же касается их самих, то всегда находились женщины, питавшие слабость к мужчинам из дальних стран. А разве Саймон не попал в переплет в прошлом году? Чем же все закончилось?
Саймон, допив вино, уверил их, что его арест и суд были просто ошибкой. Затем он быстро попрощался с друзьями, восхитившись их гениальностью, и отправился обратно в Кентербери. Проехав несколько миль, он понял, что два дня были потрачены впустую. Он ничего не узнал о смерти Миллера, а времени оставалось все меньше.
Из-под двери в комнату Бланш выбивался свет. Значит, она еще не спит. Он поколебался, затем вошел. Она сидела в дальнем углу комнаты около свечи и штопала что-то из одежды. При виде нее на сердце у Саймона стало очень легко. Он почувствовал, что вернулся домой.
Бланш подняла глаза. Она слышала, как Саймон говорил с кем-то внизу, затем мысленно проследовала за ним по лестнице, поняла, что он постоял на площадке, прежде чем войти. Но она постаралась сохранить спокойствие. Это была самая трудная роль в ее жизни.
– Ты вернулся? – сказала она, снова берясь за работу.
– Да, – Саймон рухнул на стул. – Не очень-то приветливо ты меня встречаешь.
А чего он хотел, чтобы она бросилась ему на шею? Ни за что. Она больше никогда не будет вести себя подобным образом!
– Узнал что-нибудь?
Саймон нахмурился и скрестил руки на груди.
– Ничего. Только выяснил, что наши торговцы – никакие не иностранцы, – сказал он и пересказал ей все, что узнал. – Боюсь, они не имеют никакого отношения к смерти Миллера, – заключил он.
– Понятно. То же самое можно сказать о жене Миллера.
– ???
– В тот день она навещала родителей в деревне.
– Но она пришла и застала меня в доме…
– Она только вернулась.
Бланш закончила штопать и откусила нитку.
– И есть люди, которые могут это подтвердить.
– Проклятие! – Он облокотился на спинку стула. – Как ты узнала?
Бланш взяла свой чепец и осмотрела его, потом отложила. Ей больше нечем было заняться, нечем отгородить себя от Саймона.
– Я следила за ней, – произнесла она спокойно.
– Проклятие! Ты понимаешь, что это было очень опасно?
– Мне ничего не грозило, – сказала она, не показывая, что тронута его заботой. А все потому, что он скрыл от нее самое важное. – Женщина, с которой я разговаривала, – горничная миссис Селли, – Бланш сжала руки на коленях. – Она рассказала мне кое-что интересное.
Саймон продолжал смотреть в окно.
– Что?
– Она рассказала мне о твоем сыне.
Некоторое время Саймон продолжал стоять, не шевелясь, затем шумно выдохнул.
– Вот черт!
– Ты не считаешь, что должен был мне рассказать?
– Проклятие, Бланш, – закричал Саймон. – Почему ты не можешь понять? Я – незаконнорожденный! Думаешь, мне хочется, чтобы и мой сын был таким?
У Бланш перехватило дыхание.
– Прости, я об этом не подумала.
– Вот именно, – сказал он с горечью в голосе. – Потому что ты не знаешь, что это такое.
– Не знаю, – закричала теперь Бланш. – Не знаю, каково это, сомневаться в том, нужна ты или нет, не знаю, каково не иметь семьи, не иметь дома, где тебя любят и ждут? Конечно, откуда мне знать? Кто-то принял меня из милости, а потом всю жизнь говорил, что я была самой большой ошибкой своих родителей. Меня не называли незаконнорожденной, но от этого не становилось лучше!.. – она откинулась на стуле, изможденная порывом. – Я чувствовала себя никому не нужным изгоем…
– Прости, – тихо сказал Саймон. – Я не хотел обидеть тебя.
– Неужели?
– Я просто пытался защитить себя. Я не хотел, чтобы ты плохо обо мне думала.
– Из-за ребенка?
– Нет. Из-за того, что я не женился на его матери.
– Но ты занял денег на его содержание.
