городе, это стоит мне две тысячи в день. А у этих толстозадых бюрократов в Бонне нет кучи инвесторов, которые прилетят сюда завтра и захотят увидеть найденные ценности.
— Это нельзя брать штурмом, — сказал Грумер. — Не говоря уже о том, что ждет нас за этой скалой.
— Там, должно быть, большая пещера.
— Там она и есть. И в ней есть кое-что.
Он смягчил свой тон. Вины Грумера не было в том, что раскопки продвигались так медленно.
— И от этого чего-то у нашего радара был множественный оргазм, а?
Грумер улыбнулся:
— Это поэтическая форма.
— Вы лучше надейтесь на это, или нас обоих поимеют.
— Немецкое слово, обозначающее пещеру, — Hohle, — сказал Грумер. — Ад обозначается словом Holle. Я всегда думал, что это сходство не без определенного смысла.
— Как, черт побери, интересно, Грумер. Но эти сантименты сейчас немного не вовремя, если вы улавливаете мою мысль.
Грумер выглядел невозмутимым. Как всегда. Еще одна черта в этом человеке, которая выводила его из себя.
— Я пришел сюда, чтобы сказать, что к нам посетители, — сказал Грумер.
— Еще какой-нибудь репортер?
— Американские адвокат и судья.
— На нас уже начали подавать в суд?
Грумер опять усмехнулся одной из своих снисходительных усмешек. Маккой был не в настроении. Ему следовало уволить этого раздражающего его осла. Но контакты Грумера в министерстве культуры были слишком ценные, чтобы обходиться без них.
— Не начали. Эти двое говорят о Янтарной комнате.
Его лицо просияло:
— Я так и подумал, что вас это может заинтересовать. Эти двое утверждают, что у них есть информация.
— Пустозвоны?
— Нет, они так не выглядят.
— Чего они хотят?
— Поговорить.
Он взглянул назад на скалистую стену и визжащие дрели.
— Почему бы и нет? Здесь все равно ни черта не происходит.
Пол повернулся, когда дверь в крошечную рабочую бытовку открылась. Он увидел человека с внешностью медведя гризли, бычьей шеей, мощным торсом и лохматыми черными волосами, входящего в выбеленную комнату. На выпяченную грудь и руки была натянута хлопковая футболка с надписью «РАСКОПКИ МАККОЯ», напряженный взгляд черных глаз сразу оценил ситуацию. Альфред Грумер, с которым он и Рейчел познакомились несколько минут назад, прошел следом.
— Герр Катлер, фрау Катлер, это Вейленд Маккой, — сказал Грумер.
— Я не хочу показаться грубым, — сказал Маккой, — но у нас сейчас наступил критический момент и у меня нет времени, чтобы просто болтать. Так что чем могу помочь?
Пол решил сразу приступить к делу:
— У нас были очень интересные несколько последних дней…
— Кто из вас судья? — спросил Маккой.
— Я, — сказала Рейчел.
— Что адвокату и судье из Джорджии понадобилось посреди Германии, чтобы беспокоить меня?
— Мы ищем Янтарную комнату, — сказала Рейчел.
Маккой хихикнул.
— А кто не ищет?
— Вы, должно быть, думаете, что она рядом, может, даже там, где вы копаете? — сказала Рейчел.
— Я уверен, что вы, двое орлов юриспруденции, знаете, что я не собираюсь обсуждать с вами никакие детали этих раскопок. Мои инвесторы требуют соблюдения конфиденциальности.
— Мы не просим вас ничего разглашать, — сказал Пол. — Но вы можете посчитать интересным то, что случилось с нами за последние несколько дней.
Он рассказал Маккою и Грумеру все, что произошло с момента гибели Петра Борисова и до момента, когда Рейчел вытащили из шахты.
Грумер уселся на один из стульев.
— Мы слышали об этом взрыве. Того мужчину так и не нашли?
— Некого было искать. Кнолль к тому времени уже давно скрылся.
Пол объяснил, что он и Панник узнали в Вартберге.
— Вы так и не сказали, чего хотите, — сказал Маккой.
— Вы можете начать с кое-какой информации. Кто такой Иосиф Лоринг?
— Чешский промышленник, — сказал Маккой. — Он умер около тридцати лет назад. Были разговоры о том, что он нашел Янтарную комнату сразу после войны, но ничего так и не было подтверждено. Еще один сюжет для романа.
Грумер сказал:
— Лоринга знали из-за его собирательной страсти. Он владел обширной коллекцией. Одной из крупнейших в мире частных коллекций янтаря. Я так понимаю, что его сын и сейчас владеет ею. Как ваш отец мог узнать о нем?
Рейчел рассказала о Чрезвычайной комиссии и роли ее отца. Она также рассказала им о Янси и Марлин Катлер и оговорках ее отца касательно их смерти.
— Как зовут сына Лоринга? — спросила она.
— Эрнст, — сказал Грумер. — Ему, должно быть, сейчас восемьдесят. Он все еще живет в семейном поместье на юге Чехии. Не так далеко отсюда.
Что-то было такое в Альфреде Грумере, что Полу не нравилось. Этот морщинистый лоб? Глаза, в которых отражалась мысль о чем-то другом, пока уши слушали? Некоторым людям нельзя доверять.
— У вас есть переписка вашего отца? — спросил Грумер у Рейчел.
Пол не хотел показывать ему, но подумал, что этот жест будет демонстрацией их доброй воли. Он залез в свой задний карман и достал листки. Грумер и Маккой изучали каждое письмо в молчании. Когда они закончили, Грумер спросил:
— Этот Макаров мертв?
Пол кивнул.
— Ваш отец, миссис Катлер… Кстати, вы двое женаты? — спросил Маккой.
— Разведены, — сказала Рейчел.
— И путешествуете вместе по Германии?
Рейчел изменилась в лице:
— Это относится к делу?
Маккой взглянул на нее с любопытством:
— Возможно, нет, ваша честь. Но вы двое единственные, кто отвлекает меня своими вопросами этим утром. Значит, ваш отец работал на Советский Союз, разыскивая Янтарную комнату?
— Он интересовался тем, что вы здесь делаете.
— Он сказал что-либо определенное?
— Нет, — сказал Пол. — Но он смотрел сюжет Си-эн-эн и хотел получить выпуск «Ю-Эс-эй тудей». Следующее, что мы узнали, — это то, что он изучал карту Германии и читал старые статьи о Янтарной комнате.
Маккой подошел и плюхнулся в дубовое кресло. Пружины заскрипели под его весом.
