жилет, полки которого соединены только на талии, а на груди далеко расходятся, создавая желаемый эффект мощной грудной клетки. Ноги обтягивают чулки, ослепляющие контрастными цветами и причудливыми узорами. К счастью, плащ юнца из ярко-бирюзового шелка лежал рядом с ним на столе: если бы к костюму прибавить и его, то зрелище стало бы поистине невыносимым.
Разглядывая нового клиента, который был поглощен карточной игрой, Жан подумал:
«В нем не чувствуется никакого религиозного фанатизма, никакого отблеска скорого мученичества. Наверное, его еретичество связано с той привлекательностью, которую юные находят в бунте».
Однако в графе ощущалось что-то еще – в его раскрасневшемся от вина лице, в увлеченности игрой. Жан привык к браваде своих благородных клиентов, привык видеть, как отвергают самую мысль о смерти те, кто считает себя слишком молодым, слишком красивым и слишком влиятельным, чтобы умереть. Иногда такое настроение сохранялось до той минуты, как они опускались на колени перед самой казнью. Тем не менее прежде Жану всегда удавалось проникнуть даже за самую прочную маску и разглядеть под ней подлинный страх. А граф де Шинон был совершенно лишен этого страха!
Вот что смутило Жана. Он явился, чтобы произвести некую работу – не важно, дойдет ли до нее дело в действительности или нет. В любом случае необходимо выполнить определенный церемониал: задать вопросы, получить ответы.
Он молча ждал, пока на стол не бросили последнюю карту: взятка осталась за торжествующим Шиноном. Ликуя, он наконец повернулся к Жану, пока де Вальме, точь-в-точь похожий нарядом и прической на графа (только цвета костюма были посветлее, а борода погуще), развлекался, наблюдая за ними и тасуя колоду.
– Итак, мсье Палач, что нам следует обсудить?
– Я хотел ознакомить вас с церемонией.
Граф небрежно махнул рукой:
– Право, это лишнее. Я достаточно часто присутствовал при подобных событиях, чтобы знать, как они проходят. Я произношу мужественную речь, предаю себя Божьей воле, становлюсь на колени. Ты поднимаешь меч – вжик! – все кончено, и очередной предатель мертв. Что еще мне надо знать?
– Если милорд желает, чтобы ему завязали глаза…
– Нет.
– И надо что-то сделать с волосами милорда.
– О, не думаю. Флориан говорит: волосы – это самое привлекательное, что у меня есть!
Тут оба друга громко захохотали.
– Но клинок, милорд, он…
Снова взмах руки:
– Право, можешь об этом не беспокоиться. Все это будет сделано на эшафоте. Там мы и встретимся.
Не принимая скрытого приказа уйти, Жан задал еще один вопрос – несколько неловкий.
– Деньги? – протянул де Шинон. – Об этом тебе следует поговорить потом, с моим другом.
– Но по обычаю, милорд…
Тут граф рассердился:
– Мне нет дела до обычаев! Это – моя казнь, и я буду делать, что захочу. Ступай.
С этой казнью что-то обстояло не так. Граф не походил ни на одного из виденных Жаном мучеников веры. Однако взмах руки и легкая улыбка, адресованная его товарищу, отправили Жана прочь. Весь разговор не занял и минуты. Профессиональные чувства Жана были оскорблены. Как он сказал Хакону, ожидавшему его у дверей камеры, он все равно не собирался отрубать графу голову, если этого можно будет избежать.
– Но в нашем деле существуют некие правила, так ведь? Похоже, этот юный хвастун намерен нарушить каждое.
– Не знаю, как ты, – ответил Хакон, – а я считаю, что в последние годы уровень клиентов сильно понизился.
– Ну, что скажете?
Турскому епископу не слишком понравился вид монсиньора Джанкарло Чибо. Он не сочетался с той обстановкой, которую Марселю было приказано создать. Епископ предпочел бы, чтобы его высокопреосвященство все время находился с ним рядом на эшафоте; чтобы они выступили из дворца вместе, торжественно и пышно, и тем самым продемонстрировали всему свету высокий статус епископа. Однако когда такие люди, как Чибо, приняли некое решение, с ними не спорят.
– Вы уверены, что не желаете, чтобы мой портной его подбил? Например, кроличьим мехом? – предложил он.
– Кроличий мех? На сутане? – Архиепископ рассмеялся. – Думаю, это было бы слишком тяжким испытанием для наших друзей-доминиканцев. По-моему, они и так подозрительно относятся к моему желанию присоединиться к их процессии. И потом, – добавил он, поворачиваясь туда-сюда в простом коричневом мешковатом одеянии, – мне даже нравится прикосновение грубой шерсти к телу. Я ведь в этом долго не останусь. Вскоре я уже предстану в таком виде.
Он сбросил с плеч тяжелую сутану. На талии ее перетягивал простой пояс из веревки. При виде внезапно обнажившейся плоти епископ нервно улыбнулся, заметив, что на коже еще остались бледные следы порки, которую устроили архиепископу «кошечки», – розовая паутина царапин. Епископ вдруг усомнился: обладает ли он сам теми качествами, какие нужны архиепископу. Если бы не любовница и ее планы на жизнь в Орлеане…
– Так. – Джанкарло Чибо подошел к невысокому столику. – Какую плеть мне выбрать? Вчерашняя мне
