Святого Сердца, как только в их школе появится свободное место. Она искренне сожалела о том, что произошло, и заверила святого отца, что пока Дейрдре, разумеется, останется дома, коль скоро на этом настаивает сестра Бриджет-Мэри.
Священник попробовал возразить, но вопрос был уже решен. Разве сложно будет подыскать для Дейрдре гувернантку, умеющую ладить с детьми?
– Наш род очень древний, – рассказывала мисс Карл, пока они, минуя густую тень террас, возвращались в двухсветный зал. – Мы даже не знаем точно, сколько веков он существует, и теперь никто не может назвать имена всех предков, изображенных на фамильных портретах.
Голос Карлотты звучал жизнерадостно и в то же время утомленно.
– Достоверно известно лишь то, что семья переселилась сюда с островов, с плантации на Сан-Доминго. А в далеком прошлом наши предки жили где-то в Европе, но никаких конкретных сведений об этом не сохранилось. Наш дом полон реликвий, но с чем или с кем они связаны, нам не известно. Иногда все это представляется мне огромной тяжелой раковиной, которую я, словно улитка, вынуждена таскать на спине.
Слегка коснувшись рукой клавиш рояля и струн арфы, мисс Карл призналась, что не испытывает особого интереса к такого рода вещам, однако по иронии судьбы ей приходится быть хранительницей всех этих «фамильных ценностей». Словно в подтверждение слов сестры, мисс Милли с улыбкой кивнула.
А теперь, с позволения святого отца, продолжала тем временем мисс Карл, она должна вернуться на работу – клиенты ждут. Проводив священника до ворот, она еще раз поблагодарила его за заботу.
Таким образом, странный инцидент был исчерпан, и маленькая девочка с бледным лицом и черными кудряшками покинула приходскую школу при церкви Святого Альфонса.
Но отцу Мэттингли по-прежнему не давало покоя необъяснимое появление цветов на школьном дворе, да и вся эта непонятная история в целом.
Разве можно вообразить, чтобы маленькие девочки перелезли через перила алтаря в столь огромном и величественном храме, как церковь Святого Альфонса, и украли оттуда цветы. Даже отпетые уличные хулиганы, которых было немало в годы детства самого отца Мэттингли, не осмелились бы на подобную выходку.
Интересно, а что думает обо всем этом сестра Бриджет-Мэри? Что, по ее мнению, произошло на самом деле? Неужели дети действительно украли цветы? Прежде чем ответить, невысокая, коренастая, круглолицая монахиня долго изучающе смотрела на священника и наконец отрицательно покачала головой.
– Отец, Бог мне свидетель, эти Мэйфейры – проклятое семейство. Много лет назад бабушка этой девчонки – ее звали Стелла – рассказывала точно такие же истории. Эта Стелла Мэйфейр обладала таинственной властью над окружающими. Некоторые монахини до смерти боялись осенить ее крестным знамением и называли не иначе как ведьмой – такое отношение к ней сохранилось и до сих пор.
– Ну, мне кажется, это уж слишком, сестра, – резко прервал ее отец Мэттингли. – Мы же с вами не на туманных дорогах Типперэри, где бродит призрак Петтикот Луз.
– Значит, вы слышали о ней, святой отец? – засмеялась монахиня.
– Да, десятки раз. У меня мать ирландка, и мы жили в нижней части Ист-Сайда.
– Ну что же, тогда позвольте вам рассказать, что однажды эта Стелла Мэйфейр взяла меня за руку, вот так, – монахиня показала, как именно, – и стала рассказывать о моих личных секретах, которыми я не делилась ни с одной живой душой по эту сторону Атлантики. Клянусь вам, отец, это происходило не с кем- то, а со мной. Еще дома я потеряла дорогую для меня, памятную вещицу – цепочку с распятием. Помню, я тогда рыдала как маленькая. Так вот, Стелла Мэйфейр в точности описала мне, как выглядит эта цепочка, и в заключение добавила: «Сестра, а ведь вам очень хочется вернуть ее». В течение всего нашего разговора она продолжала держать меня за руку и ласково улыбалась, совсем как ее внучка Дейрдре – скорее невинно, чем лукаво. «Я верну вам эту цепочку, сестра», – пообещала Стелла. «Взяв в пособники дьявола, ты это имеешь в виду, Стелла Мэйфейр? – ответила ей я. – Нет уж, благодарю покорно!» Но далеко не все сестры, работавшие в приходской школе, обладали твердостью характера. Поэтому Стелле без труда удавалось одерживать над ними духовную победу и каждый раз так или иначе добиваться своего. Так продолжалось до самой ее смерти.
– Все это предрассудки, сестра! – убежденно произнес отец Мэттингли. – Хорошо, а как насчет матери маленькой Дейрдре? Уж не хотите ли вы сказать, что и она была ведьмой?
Сестра Бриджет-Мэри покачала головой.
– Нет, Анта – пропащая душа – была застенчивой милой девочкой, она, похоже, боялась даже собственной тени. Полная противоположность ее мамаши Стеллы – та буйствовала, пока ее не убили. Да, отец, она умерла не своей смертью. Вы бы видели лицо мисс Карлотты на похоронах Стеллы! То же выражение на ее лице было и двенадцать лет спустя, когда хоронили Анту. Что касается самой Карлотты, то, пожалуй, более умной девчонки в школе Святого Сердца не было. Она – хребет всей семьи. Но ее матери было на нее наплевать. Мэри-Бет Мэйфейр заботилась только о Стелле. И старый мистер Джулиен, дядюшка Мэри-Бет, – тоже. От них только и слышалось: Стелла, Стелла, Стелла… А когда бедняжка Анта, которой и всего-то было двадцать лет, вдруг выпрыгнула из окна на чердаке дома и разбила голову о камни, они заявили, что она просто сошла с ума. Представляете?!
– Такая молодая… – прошептал священник.
Он вспомнил бледное испуганное личико Дейрдре Мэйфейр. Сколько же было этой малышке, когда ее юная мать совершила столь ужасный поступок?
– Ее похоронили в освященной земле. Да смилостивится над нею Господь. Разве дано кому-либо судить о состоянии рассудка такого человека? Когда Анта рухнула на камни террасы, ее голова буквально раскололась, словно арбуз. А Дейрдре, совсем крошечная, надрывалась от крика в своей колыбельке… Но временами даже Анта вызывала у людей страх.
Отец Мэттингли спокойно внимал повествованию монахини. Такого рода истории он постоянно слышал в родном доме – они отражали свойственное ирландцам стремление излишне драматизировать любые мрачные события, их чрезмерное пристрастие к трагедиям. По правде говоря, он уже начинал терять терпение и хотел спросить сестру о…
Но тут зазвенел звонок. Дети начали торопливо выстраиваться парами, чтобы идти на занятия. Сестра Бриджет-Мэри тоже направилась было к дверям школы, однако внезапно остановилась и обернулась к отцу Мэттингли.
– Расскажу вам один случай с Антой, самый удивительный из известных мне. – Голос монахини звучал приглушенно, но священник отчетливо слышал каждое ее слово, поскольку в школьном дворе к тому моменту воцарилась тишина. – В те дни сестры сходились к трапезе в полдень. И пока читались благодарственные молитвы, дети во дворе были тише воды, ниже травы. Нынче такого почтения уже не встретишь, но тогда это было в порядке вещей. И вот как-то весной в эти благословенные минуты одной злой и нечестивой девчонке по имени Дженни Симпсон взбрело в голову напугать несчастную тихую Анту найденной под забором дохлой крысой. Едва ее увидев, Анта душераздирающе закричала. Не думаю, отец, что вам когда-либо доводилось слышать подобный вопль. Мы выскочили из-за стола и бросились на улицу. Глазам нашим предстала удивительная картина отпетая мерзавка Дженни Симпсон лежала на земле, ее лицо было залито кровью, а крыса выскользнула из ее рук и перелетела через забор! Скажете, это сделала Анта? Такая же хрупкая малютка, как ее дочь Дейрдре? Ничего подобного! Это сделал все тот же «невидимый друг», сам дьявол, который всего неделю назад заставил цветы лететь прямо в руки Дейрдре.
Отец Мэттингли засмеялся:
– Неужели вы думаете, сестра, что я только вчера родился и способен поверить в подобные россказни?
Монахиня тоже улыбнулась. Однако по опыту священнику было хорошо известно, что ирландки способны одновременно и смеяться над такого рода историями, и верить в их абсолютную правдивость.
Семейство Мэйфейр вызывало у отца Мэттингли неподдельный интерес, как способно привлекать к себе все сложное, непонятное и в то же время изысканное. Все произошедшее со Стеллой и Антой стало уже далеким прошлым и воспринималось теперь как не более чем романтическая история.
