ее план, следующим пунктом которого была встреча с Александром Кингстоном в его конторе в три часа пополудни.
Поездка в экипаже к Кингстону вызвала у Эммы восторг – наконец-то она получила возможность познакомиться с кварталами, которые ранее ей были недоступны. То, что она увидела, поразило ее. В Калькутте чувствовали себя как дома не только британцы, но и представители самых разных национальных, этнических и религиозных групп: китайцы, мусульмане, парсы, индуисты и другие.
Архитектурных стилей здесь было такое множество, что в глазах Эммы запестрило. Перед ней проплывали пагоды, мечети, христианские церкви и синагоги. Высокие белые здания с мраморными ступенями и медными табличками на дверях соседствовали с постройками, походившими на средневековые замки – они переливались мозаикой и разноцветным стеклом. Как все это было не похоже на район Чоуринхи, где селились одни европейцы!
Эмма радовалась, что догадалась нанять экипаж; если бы она отправилась пешком, то обязательно заблудилась бы среди этих шумных, многолюдных улиц и вряд ли смогла самостоятельно добраться отсюда до дома Рози. Впрочем, в Лондоне ей доводилось бывать в кварталах и похуже этого, куда ее приводили самые благородные помыслы, но и тогда она не теряла выдержки и хладнокровия.
Наконец экипаж остановился в конце небольшой улицы, напротив высокого узкого дома с вылинявшим фасадом. Здесь находилась контора Александра Кингстона.
Велев растерявшемуся вознице подождать ее здесь, она вышла из кареты и исчезла в дверях дома. Внутри он оказался куда благопристойнее, чем снаружи: начищенные панели и перила, сияющая медь ручек и петель, Высокие беленые потолки с вентиляторами-пунках.
Ее встретил слуга в белом тюрбане. Поклонившись ей с насмешливой почтительностью, он обратился к ней на безупречном английском, предложив свою помощь.
– Мне нужно видеть мистера Кингстона, – сказала Эмма и заносчиво задрала подбородок, что в Англии обычно ставило на место нахальных слуг, однако устрашить человека в тюрбане ей не удалось. Рослый, стройный, в белоснежных одеждах, он держался с достоинством образцового английского дворецкого. Его живые глаза свидетельствовали о недюжинном уме, верхняя губа чуть заметно кривилась в легкой насмешке.
– Как прикажете представить посетительницу?
– Достопочтенная мисс Эмма Уайтфилд. – Эмма назвала свой полный титул дочери пэра, что, впрочем, делала крайне редко.
– Он вас ожидает, мэм-саиб?
– Он ожидает не меня, а мисс Абигейл Ланди. Я пришла вместо нее. Так ему и скажите.
– Будет исполнено, мэм-саиб. Соблаговолите подождать здесь. Я сообщу о вашем приходе.
Слуга исчез за резными дверями. Эмма стала с любопытством изучать содержимое изящного шкафчика – кинжалы и прочие примечательные вещицы. Потом ее внимание привлекла маленькая статуя в углу, изображавшая женщину с обнаженной грудью и длинными черными волосами. Подойдя ближе, Эмма разглядела красные ладони, красную отметину посередине лба и высунутый язык, тоже выкрашенный кроваво-красной краской. Фигурка поражала верностью мельчайших деталей, вплоть до крохотных золотых цепочек, браслетов и ожерелья из миниатюрных человеческих черепов.
– Вас заинтересовала богиня Кали?
Эмма вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Она была смущена тем, что ее застали рассматривающей фигурку полуголой женщины, вульгарно высунувшей язык.
– Так это богиня Кали? Никогда не слышала о ней.
– Неудивительно: ведь это индийская богиня. – Кингстон, одетый в безупречно сшитый серый костюм и алый жилет, выглядел еще более красивым и опасным, чем при первой встрече. – Если вам захочется узнать о ней побольше, побывайте в калькуттском храме Кали. Его построили в 1809 году, на месте, где издавна поклонялись этой богине. Известно, что раньше там приносились человеческие жертвы, теперь же в ее честь обычно перерезают горло разве что козам да иногда буйволам.
– Обычно? – переспросила Эмма с замиранием сердца.
– Во всяком случае, так говорят. Сколько я там ни бывал, при мне в жертву приносилось только козье молоко, смешанное с водой из Ганга.
У Александра Кингстона были глаза цвета фазаньего крыла. Раньше Эмме казалось, что они у него цвета океанской волны, но их синева оказалась гораздо интенсивнее, к тому же, обрамленные длинными черными ресницами, они горели тревожной загадочностью… Что заставляло его посещать индийский храм? Простое любопытство или участие в обряде? И не говорит ли он ей все это только для того, чтобы напугать и обратить в бегство? Если так, то она докажет, что ее не так-то просто прогнать.
– Я обязательно побываю в этом храме! Если повезет, я буду свидетельницей человеческого жертвоприношения. Как бы мне хотелось, чтобы эта плоть была вашей!
Александр Кингстон улыбнулся, сверкнув белыми зубами:
– Вы не первая изъявляете желание увидеть мою смерть. Зачем вы пришли, мисс Уайтфилд? Где мисс Ланди?
Эмма огляделась, ожидая и надеясь, что ей будет предоставлена возможность изложить свое дело в более приватной обстановке. Но они были одни, и Кингстон не выражал желания приглашать ее в кабинет, поэтому она не стала медлить с ответом.
– Мисс Ланди не придет. Она просила меня уведомить вас, что уже приняла другое предложение. Боюсь, мистер Кингстон, вам больше никого не найти. Придется вам смириться с неизбежностью воспользоваться моими услугами.
Кингстон окинул ее таким оценивающим взглядом, что Эмма покраснела. Неожиданно он рассмеялся.
– Что тут смешного? – недоуменно подняла брови Эмма.
– Меня рассмешили вы, мисс Уайтфилд. Я вас недооценил. Ведь вы и есть причина того, что мисс Ланди
