Взяв Эмму за руку, он повел ее назад по каменной дорожке.
В эту ночь Эмме приснился сон: ее преследовал тигр – хищный зверь, как две капли воды похожий на того, от которого она чудом спаслась. Эмма забралась на полуразрушенную стену, а тигр стал прыгать, каждый раз подбираясь ближе к цели. Его прыжки становились все выше, рычание все громче.
Видя перед собой его огромные челюсти, она блеяла, как тот обреченный козленок. В тигриных глазах и мерзком дыхании читалась ее близящаяся погибель. Эмма проснулась вся в поту; ночная рубашка промокла, вся она тряслась от страха. Неужели теперь ей не придется спать спокойно? Она не сомневалась, что этот сон будет ей сниться снова и снова, как наказание за глупейший поступок.
На следующий день тигриная шкура заняла место на спине у игривой лошадки вместе с сумкой Эммы, и путешествие продолжилось. Они углубились в полные влажных испарений джунгли, дикая красота которых почти заставила Эмму забыть о недавнем страхе. Она думала, что после случившегося возненавидит джунгли как место, кишащее тиграми и пантерами, но вместо этого все получилось, как всегда у нее, наоборот: она полюбила их, хотя, конечно, не желала повторных встреч с их опасными обитателями.
В джунглях она чувствовала себя маленькой и незначительной перед роскошью и многообразием их растительного мира. Казалось, природа, создавая джунгли, сошла с ума: все здесь было в большей степени, чем в обычном мире. Деревья и цветы были крупнее, климат жарче, воздух влажнее, насекомые несноснее. Бревна часто оказывались толстыми питонами, бабочки соревновались размерами с попугаями, а попугаи бросали красотой своего оперения вызов фазанам. Здесь трудно было сохранить спокойствие, зато душа пела от сознания окружающей красоты. Кингстон, то есть Сикандер, как она теперь часто его называла, радовался ее открытиям и удовольствию, которые они ей доставляют.
Там, где только было возможно, они пускали коней галопом, даже если тропу нельзя было назвать тропой. Припадая к шее Морганы, Эмма заставляла кобылу брать препятствия, какие любой разумный всадник объехал бы или осмотрел сначала. Однако разум в таких случаях оставлял ее – как, впрочем, и Сикандера. Казалось, их укусила одна и та же муха, заразив общей болезнью. Оба пьянели от красоты джунглей. Если бы не влажная духота, выматывающая силы уже к полудню, они бы не покидали седла весь световой день.
Передвижение было возможным только с рассвета до полудня, после чего назначался привал, во время которого люди отдыхали, а лошади щипали листья. В час вечернего чая – хотя самого чая не было и в помине – они снова садились на коней и устремлялись дальше, штурмуя водные преграды и крутые заросшие склоны, объезжая деревни и плантации кокосовых пальм, манго и индиго и стараясь проехать как можно больше до наступления темноты.
Эмма перестала интересоваться, чем ее кормят, после того как однажды застала Сакарама за снятием кожи с неизвестной ей рептилии. Сикандер, Сакарам и некоторые из слуг по очереди охотились на любую подворачивающуюся дичь. Когда дичи не было, приходилось обходиться без нее. В котле всегда что-то варилось, причем Сакараму и его помощнику неизменно удавалось делать блюда вкусными, хотя кое-что сам он и некоторые носильщики есть отказывались, ссылаясь на религиозные запреты.
Через неделю после происшествия с тигром они форсировали вплавь широкую реку. Закрыв от страха глаза, Эмма вцепилась в гриву Морганы, надеясь, что крокодилы, принимающие солнечные ванны на речном берегу, только что поели и не польстятся на конину и человечину.
Когда они благополучно выбрались из реки, день уже был на исходе. Алекс выбрал для лагеря покрытую травой опушку неподалеку от реки, под огромным баньяном, древним и развесистым. За считанные минуты были натянуты палатки и разведены костры, после чего все принялись менять мокрую одежду на сухую.
На беду, промокло почти все, что они везли с собой: вода проникла во все щелки, пропитав даже самые тугие узлы. Эмма обнаружила, что у нее не осталось ни одной сухой вещи. Намок даже ее бесценный красный ковер.
Отжав волосы, Эмма причесалась, после чего занялась своим водонепроницаемым чехлом с бесценной бумагой. Разрезав швы, она извлекла бумагу на свет. Несмотря на влажность, текст не пострадал. Она разгладила бумагу, положила ее просушиться на медный поднос и села ужинать.
Сакарам, подававший еду, что-то шепнул Алексу на ухо. Эмма насторожилась, заподозрив неладное.
– Что случилось? – спросила она, как только слуга отвернулся.
– Ничего особенного. Не беспокойтесь, вам нечего бояться.
Эмма не поверила – она чувствовала, что Кингстон скрывает от нее какую-то неприятность. Несколько паттах-валлах ползали на коленях по траве, словно чего-то искали.
– Пожалуйста, скажите, что происходит! Если нам угрожает опасность, я хочу об этом знать.
Алекс отставил тарелку и некоторое время молча смотрел на Эмму.
– Хорошо, скажу. В этом месте пересекаются тигровые следы. Они выглядят свежими. Один из наших людей нашел свежий след под деревом, где мы разбили палатки.
– Вы хотите сказать, что наш лагерь находится…
– В облюбованном тиграми месте. Я так торопился переодеть штаны, что ничего не заметил. Беру всю вину на себя. Судя по следам, сюда наведываются несколько зверей: и взрослые, и молодняк. Возможно, это самка с детенышами, возможно, самец и самка.
Эмма тоже отставила тарелку.
– Что же делать? Ведь скоро стемнеет.
– Будем всю ночь поддерживать огонь в нескольких кострах. Заодно высушим одежду и постели. Видите? Сакарам уже развешивает мокрую одежду.
В этот момент Сакарам как раз перебрасывал через сук дерева ее красный ковер.
– Костры отпугнут тигров?
– Тигров, леопардов, пантер – всех сразу. По этим следам не разберешь, к кому мы пожаловали в гости. Думаю, это дерево приглянулось им своими низкими ветвями: на него легко забираться и незаметно наблюдать за животными, приходящими сюда на водопой. Наверное, они лежат здесь, болтают хвостами и гадают, что у них будет на ужин.
