ей придется вступить с Сикандером в конфликт, так как в такой обстановке обучать детей британским манерам было весьма трудно.
Дети, по всей видимости, ели, сидя на низких табуретах, обожаемых индийцами, и не имели представления о правилах поведения на традиционных британских банкетах с несколькими переменами блюд. Во всем доме нашлась одна-единственная комнатка, нечто вроде гостиной, которая хоть в какой-то степени отвечала британским вкусам. Обстановка здесь была в точности такой, как в придорожном домике- дак: небольшой диванчик, стол, вентилятор-пунках, однако все украшения были выполнены в индийском стиле. Сикандер объяснил, что здесь он принимает чиновников, прибывающих в Парадайз-Вью, однако это случается редко, поэтому он ничего не собирается менять.
– К счастью, мне удается обделывать все дела с твоими соотечественниками, когда я наведываюсь в Калькутту или Дели. Сюда их заносит нечасто.
– Действительно, к счастью, – сухо ответила Эмма. Сикандер угадал ее настроение и бросил на нее иронический взгляд, который она проигнорировала.
От нее не ускользнуло, как он сказал «твои соотечественники», а не «наши». Здесь, у себя дома, Сикандер, судя по всему, отказывался от всего британского и превращался в индуса. Она сомневалась, что он когда-либо проникнется к ней достаточно сильным доверием, чтобы рассказать все о своем происхождении и воспитании.
На втором этаже дома он гордо продемонстрировал отдельные помещения: его собственные комнаты и детские. Каждое помещение имело собственный минарет и балкончик с видом на владения. Комнаты хозяина и детские выходили в парк, окна комнат, предложенных Эмме, – на поле для поло. Эмма увидела с балкона крышу крытой галереи, соединявшей господский дом с еще одной постройкой.
– Там расположены кухня и комнаты слуг, – объяснил Сикандер, неопределенно махнув рукой в ту сторону. – Кроме того, там мой кабинет и кое-что еще. В свое время ты все увидишь. Вон там – поле для игры в поло.
– Я сразу поняла, что это такое.
Он оперся о перила балкона. Его черные волосы искрились на солнце, лишний раз напоминая Эмме, до чего он красив.
– Это поле – моя гордость и отрада. Чтобы отвоевать его у джунглей, потребовались долгие месяцы. Не менее сложная задача – не давать ему зарастать и ухаживать за дерном. Стоило бы, наверное, поставить забор, чтобы сюда не проникали дикие звери, но у меня не поднимается рука. Парадайз-Вью – плантация среди джунглей, в этом ее очарование и главный смысл. Единственное место, где ты увидишь стены, – это загоны для лошадей. Я не хочу, чтобы они все время стояли в стойлах; особенно когда я отсутствую, поэтому выстроил несколько загонов, где они могут спокойно бегать. Для их безопасности загоны окружает высокая стена.
Эмма перегнулась через перила.
– Отсюда видна часть этой стены. Ее строительство – тоже, наверное, подвиг.
– Совершенно верно. – Он выпрямился, улыбаясь ей. – На создание всего, что ты видишь, в том числе большого пруда за домом, ушло десять лет. Но Парадайз-Вью еще не закончен. Я постоянно придумываю что-нибудь новое, все усовершенствую. А чего стоит все это содержать! У меня в общей сложности двести пятьдесят слуг.
– Двести пятьдесят! Где же они живут? Сикандер указал на джунгли позади поля для поло:
– Там прячется деревушка, где у большинства имеются свои домики и огороды. Только самые доверенные слуги живут рядом с главным домом – например, Сакарам и айя.
– Айя живет вместе с детьми?
– Нет, но иногда она здесь ночует; когда она уходит, с детьми ночует другая надежная служанка. С ними всегда проводит ночь кто-нибудь из слуг. Ты, видимо, уже догадалась, Эмма, что я живу на индийский манер. Этого требует окружающая действительность, близость с джунглями. Здесь Индия, а не Англия, – закончил он с усмешкой.
– Понимаю. – Эмма не знала, настало ли время заговорить о необходимости тех изменений, без которых ей не удастся подготовить детей к жизни в Англии и процветанию в британской среде.
– Тебе нравится твое новое жилье? – Сикандер обвел рукой часть второго этажа, напоминавшую зенану в доме Сайяджи Сингха.
Кстати, где в Парадайз-Вью зенана? Где павильон любви? Раз он живет на индийский манер, значит, у него должно быть и то, и другое. Пока, впрочем, это оставалось загадкой.
– Очень красиво! – заверила она его. – Здесь гораздо просторнее, чем это необходимо. Ты уверен, что ни у кого не вызовет подозрений, что мое жилище близко от твоего?
Он преодолел разделявшее их небольшое расстояние и дотронулся до ее руки.
– Конечно, уверен, Эмма! Чтобы соблюсти приличия, я приставлю к тебе айю, но жить у тебя она не будет. Все эти комнаты – твои.
– Все? – Эмма не верила своим глазам. Здесь впору было разместить жену, а не няню: отдельная ванная комната, большая гостиная, комната поменьше – видимо, спальня, гардеробная и еще одно помещение непонятного назначения. Эмма решила, что будет ночевать именно в нем, так как его обдувал ночной ветерок, дующий с балкона.
Ее вопрос вызвал у него улыбку.
– Да, Эмма, эти комнаты все твои. – Алекс не мог удержаться от улыбки. – Никто не имеет права сюда войти без твоего разрешения. Днем слуги могут приходить и уходить, но на ночь ты закрываешь входную дверь – и сюда никому не дозволено проникать против твоей воли, даже мне… – Последнее было произнесено хриплым шепотом.
У Эммы горели щеки и громко колотилось сердце.
– Эмма, Эмма! – Он опять взял ее за руку. На этот раз их пальцы переплелись. – Я знаю, как ты поражена всем, что видишь. Дом Сайяджи должен был стать для тебя пробным камнем: недаром я признался, что мы с ним родственники. Ты должна была понять, кто я такой; теперь ты знаешь, что я живу
