Дрю как раз входила в комнату в сопровождении Эви.
— Садись! — скомандовал он, показывая на мягкую банкетку. — Верхом. Эви, принеси маленький столик и заставь ее поесть.
— А кофе, хозяин?
— Да, спасибо. Постой тут немного.
— Я не голодна, — буркнула Дрю. — И немедленно снимите этот чертов ошейник.
— Ешь, маленькая лань. Тебе понадобятся силы.
— Откройте окно, принесите мне веер и одежду, — раздраженно потребовала Дрю.
— Ничему ее не научишь, — пробормотал Корт, намазывая бисквит маслом и джемом. — Что же, мне тоже нужно поддержать силы, маленькая лань. Ты убиваешь меня своим упрямством.
— Надеюсь скоро остаться вдовой, — прошипела она.
— Но, как видишь, до этого еще далеко.
Она видела. Его плоть ожила в тот момент, когда она показалась в дверях. И продолжала увеличиваться с каждой секундой.
Поразительно…
Она впилась в бисквит с такой яростью, что Корт вздрогнул.
Интересно…
Он прихлебывал кофе, притворяясь, будто ничего не замечает.
Со стороны они вполне могли бы походить на обычную супружескую пару, если бы не ее нагота и широкой ошейник. Да и поза… Дрю сидела, широко расставив ноги, а муж неутомимо пожирал ее взглядом.
— Эви!
— Что угодно хозяину?
— Руки!
— Что? — охнула Дрю. Она все еще держала чашку и бисквит, но Эви, не обращая ни на что внимания, схватила ее запястья, и чашка полетела на пол. Эви завернула хозяйке руки за спину и связала атласной лентой.
— Спасибо, Эви.
Он проводил взглядом служанку и, как только дверь закрылась, повернулся к Дрю.
— Да… превосходно.
Именно такой он и хотел ее видеть? Тело выгнулось, а груди выпирают. И Дрю отчаянно упирается в скамью связанными руками, стараясь сохранить равновесие, а ноги расставлены именно так, как ему нравится. Превосходно. Превосходно еще и потому, что соски сжались и отвердели от подавляемого возбуждения, а глаза горят одновременно любопытством и яростью.
Может, она уже знает, что ей предстоит.
А может, и нет.
Он жаждет впиться зубами в эти соски.
Он жаждет ее.
Корт сунул пальцы в горшочек с джемом, прижал их к ее соску и стал обводить, сильно нажимая на крошечную изюминку.
Дрю отстранилась.
— О нет, маленькая лань. Все будет по-моему. Я мечтал об этом всю ночь. Представляешь, я грежу о том, что стану слизывать джем с твоих сосков. Да не дергайся же!
Он вскочил и, оседлав скамью позади Дрю, одной рукой прижал ее к горячей мускулистой груди, а другую вновь протянул к горшочку.
Как остановить его?!
Но он уже покрывал ее соски мягким липким джемом.
Она может действовать руками. Схватить этот длинный стержень, трущийся о ее ягодицы. Стиснуть его… ущипнуть… или…
Она невольно застонала, потрясенная волшебством, которое он творил с ее грудями.
Этого не должно было случиться… не должно… она не желает ощущать прикосновений этих пальцев, теребящих, ласкающих, сжимающих соски, прикосновений, воспламеняющих ее, снова вызывающих к жизни пережитое вчера бурное наслаждение… но что она может поделать?
Ее тело, проклятое ненасытное тело, извивается в восторженном упоении, требуя все более откровенных ласк.
Голова Дрю бессильно склонилась на плечо.
— Нет, нет, нет, — повторяла она.
— Да, да, да, — смеялся он, подвергая ее сладостной пытке.
— Не могу, не могу, не могу…
— Можешь.
— Не хочу…
— Хочешь…
— О, Корт, Корт, не надо… Но жаркое наслаждение уже прострелило ее насквозь, от сосков до жаждущего лона.
— Да, — прошептал он, — не противься, отдайся мне, отдайся, пусть будет все…
— Не-е-ет, — выдохнула она, принимаясь тереться бедрами о скамью. — Не-е-е-е-т…
Но неустанные пальцы продолжали перекатывать ее соски, пока она не потеряла голову. Она стала бесстыдно вращать телом, все сильнее сжимая его плоть и тихо хныча, пока наконец расплавленная лава не прокатилась по жилам, сосредоточилась между ног и взорвалась в пожаре ее бесславной капитуляции.
— Нет, — прошептала она в последний раз, стискивая его твердый отросток. Но было уже слишком поздно. Для нее. И для него.
Он излился прямо в брюки, боясь, что умрет от наслаждения.
Всего несколько минут, показавшихся им часами, ушло на то, чтобы обрести некое подобие душевного равновесия. Немного придя в себя, он осторожно развязал узел, стянувший ее запястья, и медленно, нерешительно притянул Дрю к себе.
Она сжалась, попыталась отстраниться, такая же сбитая с толку и ошеломленная, как и он. Корт был в этом уверен. Пора окончательно приручить маленькую лань. Он может подождать… и скоро она осторожно, робко позволила окружить себя теплом и нежностью.
Солнце склонилось к закату. Корт отослал Дрю наверх понежиться в ванне. Перед этим он велел Эви расстегнуть ошейник и приложился губами к истертой коже.
Ему понравилось, как она трепещет от его касаний. Все в ней возбуждало его, и теперь, когда Дрю сдалась на милость мужа, он был готов согласиться на ее требования.
Ванна. Горничная, чтобы обмахивать ее опахалом. И никакого ошейника.
Она, похоже, поняла, что скоро он ею овладеет.
И, еще охваченная незабытым блаженством, не могла думать ни о ком, кроме
Она заставляла его кровь кипеть в жилах. Она властвовала над его мыслями. Доводила до безумия.
Кончилось ожидание. Конец боли и мукам. Он устал от желания завладеть тем, что ему принадлежало. Устал бороться с собой. Устал от битвы за ее тело.
Его плоть распрямилась, как пружина, но он безжалостно подавил все стремления.
Мужчина не должен исторгать свое семя зря, когда у него есть такая женщина, как Дрю. Способная удовлетворить все его нужды. Он собирался держать ее привязанной к кровати неделю, месяц, год… обнаженную, молящую о ласках.
