— Я разделю, — грубовато ответил он. Ему пришлось повернуть голову, чтобы поймать ее тихие слова здоровым ухом. — Но я не собираюсь кормить вас с ложечки. Встаньте с пола. Это глупо.
Вокруг него затих стук ложек. Голубка прикусила губу, отворачиваясь.
— Вы позорите меня, — прошептала она во внезапной тишине.
— Он не понимает, — тепло проговорил Чилтон. — Ты должна научить его, Голубка.
Она с трудом сглотнула.
— Я… я не знаю, как.
— Я с тобой. Ты найдешь способ. Имей веру. Она кивнула и умоляюще посмотрела на С.Т.
— Если вы со мной разделяете трапезу, вы показываете, что любите меня. Это знак того, что вы будете питать и защищать меня, как приказано мужчине питать и защищать женщину, на что есть воля Господня.
— Это показывает, что женщина радостно покорна, — рьяно добавил один из мужчин. — Она предстает смиренной и благодарной, какова и есть ее природа. Голубка очень хорошая, она веселая и кроткая, вам нечего бояться.
— Это нелепо, — сказал С.Т.
— Пожалуйста, разделите трапезу как полагается, — прошептала Голубка. — Вы будете чувствовать себя лучше.
— Вряд ли я могу чувствовать себя хуже, — сказал он отодвигаясь на стуле от стола. Он поставил овсянку на пол. — Давай, фидо, ешь, как будто ты ручная собачонка, если это тебе нравится.
По комнате пронесся неодобрительный ропот. Голубка закрыла лицо руками.
— Пожалуйста! — сказала она. — Ну, пожалуйста!
С. Т. колебался. Они все смотрели на него с таким возмущением, будто он ее побил — все, за исключением Чилтона, который благодушно улыбался происходящему.
Голубка тихо всхлипнула и потянула его за брюки. С.Т. снова повернул голову так, чтобы слышать ее.
— Мне так стыдно, — бормотала она сквозь пальцы. — Неужели вы меня не любите?
— Люблю? — непонимающе повторил он. Он взглянул на фигуру, скорчившуюся у его ног. — Голубка, — проговорил он, чувствуя полную беспомощность. — Мне очень жаль. Я не хочу огорчать вас, но я… это не то, что я хочу делать. Я же сказал вам, что не останусь.
Не поднимая лица, она потрясла головой. Потом опустила руки, притянула к себе миску с овсянкой и поднесла ложку ко рту, начав есть овсянку с пола.
— Если таково ваше желание, я подчиняюсь вашей воле, — сказала она. Слезы струились по ее лицу. — Пожалуйста, не уезжайте.
— Разделите с ней! — настойчиво сказал кто-то из мужчин.
— Разве вы не видите, что унижаете ее этим?
Другой мужчина похлопал Голубку по плечу.
— Да зачем вы обижаете ее? Бедная Голубка! Не плачь, дорогая. Пойдем, я позволю тебе разделить трапезу со мной.
Голубка энергично затрясла головой.
— Я послушна! — вскричала она. — Послушна! Я сделаю так, как приказывает мистер Бартлетт.
Они все смотрели, как она продолжает есть, сгорбившись над миской на полу.
— Гордость! — Это был голос Истинного Слова. — Греховная заносчивость, которая бесцельно злоупотребляет беспомощностью женщины.
С.Т. оттолкнул в сторону свой стул и пошел к двери под хор всеобщего осуждения. Он кивнул Чилтону.
— Уверен, что моя лошадь уже готова, — пробормотал он и взял у двери свой коньячного цвета плащ и шляпу.
Огромным облегчением было оказаться на улице в вечернем холоде. Он зашагал по тихому городку, хорошо помня дорогу, прямо к конюшне. В помещении пахло сеном и лошадями, было так сумрачно, что он не мог ничего разглядеть. Он остановился, прислушиваясь, не раздастся ли приветливое тихое ржание Сирокко. Стояла глухая тишина.
Впервые С.Т. ощутил легкий укол тревоги.
Яростно выругавшись, он развернулся на каблуке. Бешенство сделало его шаги неровными. Завернув за угол, он увидел неосвещенный массив Сильверинга на темном фоне горы. Это зрелище заставило его остановиться.
Они все были смешны: веснушчатый шарлатан с его электрическими фокусами, которые не должны вводить в заблуждение даже ребенка, эти самодовольные святоши и их жалко-покорные девчонки, на коленях умоляющие о холодной овсянке.
Он прикоснулся к шпаге, висящей вдоль его левой ноги, к вещи простой и недвусмысленной. Ему надо получить обратно лошадь — даже если для этого придется заставить самого Чилтона встать на колени.
Ритуал «разделения» все еще не кончился, когда С.Т. широко распахнул дверь и шагнул в помещение. Его старательно не замечали. Чилтон горячо говорил что-то Голубке, которая стояла, опустив голову, кивая и плача. Она единственная подняла взгляд, когда С.Т. появился в дверях.
На лице ее появилась искренняя улыбка.
— Вы вернулись!
— Где моя лошадь? — нахмурясь, спросил он у Чилтона. Голубка пробежала уже полкомнаты. Она схватила его за руки и упала перед ним на колени.
— Простите меня! Я была эгоистична и непокорна. Я так счастлива! Пожалуйста, скажите мне, что я прощена, милорд!
— Моя лошадь, — повторил он, хмуро глядя мимо нее и одновременно пытаясь высвободиться. Ее руки не отпускали его, маленькие и крепкие от отчаяния.
Чилтон улыбнулся.
— По-моему, вам надо заняться чем-то более важным прежде чем мы найдем вашу лошадь, мистер Бартлетт. Вы глубоко ранили Голубку. Перед лицом Господа, я прошу вас извиниться перед ней и перед нами.
— Извиниться за что, черт побери? За то, что я не стал обращаться с ней как с безмозглым младенцем? — Он перестал вырываться из льнущих к нему рук. — Откуда, к дьяволу, вы взяли эту чушь, Чилтон?
Чилтон смотрел на него спокойно.
— Мое слово — это Божье слово.
— Как удобно! — презрительно сказал С.Т.
— Пожалуйста, — быстро проговорила Голубка, прижимаясь лицом к его рукам, — вы не должны так говорить!
Резким движением он указал на обеденный стол, обращаясь к девушке:
— Вы ведь не можете считать, что это какой-то приказ Свыше? Вы не думаете, что есть такой Бог, которому нужно, чтобы вы вставали на колени и унижались из-за пустяковой ложки овсянки? А если бы он и был, он не стал бы сообщать свои пожелания этому болтуну и пройдохе!
— Не говорите так! — крикнула Голубка. В голосе ее послышались истерические нотки. Он почувствовал, что она дрожит всем телом.
— Ничего, — он попытался утешить ее, прикасаясь к ее волосам. — Меня не ударит молния, можете мне поверить.
Чилтон хохотнул.
— Конечно, нет. Но вы не извинились. Ваша душа расстроена. Вам будет показан истинный путь.
Несколько мужчин поднялись. С.Т. смотрел, как, они приближаются к нему. Трудно было сказать, что они собираются делать. Рука его потянулась к шпаге, но объятия Голубки мешали ему.
— Не трогайте меня, — резко сказал он. — Не подходите!
Ближайший к нему человек попытался схватить его за и С.Т. вытащил шпагу из ножен. Голубка вскрикнула.
Она поймала клинок голыми руками.
