удивлению, архиепископ Кранмер сохранил свое высокое положение. Поспешный развод короля с Анной Клевской был одобрен церковью, и со дня на день ожидали известия о помолвке монарха с юной Кэтрин Говард. Однако же ни герцог Норфолкский, ни кто-либо другой пока не занял места Кромвеля. Высокие должности, некогда дарованные ему, были распределены между несколькими вельможами. Поговаривали, что впервые за тридцать лет Генрих намерен управлять страной самостоятельно, отказавшись от помощи первого министра. Подобное намерение короля, несомненно, служило для герцога Норфолкского источником горького разочарования.
Прибыв в город ранним утром, я, к великому своему облегчению, убедился, что дома все в порядке. Джоан совсем извелась за время моего длительного отсутствия, которому предшествовало несколько тревожных недель. Оказавшись в одиночестве, бедная женщина воображала себе всякие ужасы. Я заверил ее, что отныне жизнь моя войдет в мирное и спокойное русло.
Минувшим вечером, остановившись на ночлег в Беркхемстеде, я услыхал за ужином в харчевне, что Кромвель казнен. Человек, который привез эту весть из Лондона, сообщил, что палач скверно справился со своей работой и вынужден был нанести несколько ударов, прежде чем голова осужденного отделилась от тела. «Нет такой шеи, которая в конце концов не поддалась бы топору!» – громко воскликнул один из посетителей харчевни, и собравшиеся встретили его слова громким хохотом. Я тихо встал из-за стола и поднялся в свою комнату.
Передо мной блеснули темные воды Темзы. Ощутив легкий ветерок с реки, я снял шляпу и вытер пот со лба. Изнуряющая жара, вернувшаяся вскоре после падения Кромвеля, с тех пор не давала городу ни малейшей передышки. Я окинул глазами площадку спуска. Барак уже ждал меня, в том самом месте, которое я назначил в своем ответном письме. Волосы его успели отрасти, и в своем лучшем зеленом камзоле он имел вполне респектабельный вид. На поясе у него, как обычно, висел меч. Он стоял чуть в стороне от людей, желающих нанять лодку. Облокотившись на парапет, Барак задумчиво глядел на воду. Я коснулся его плеча. Стоило Бараку увидать меня, угрюмое выражение, застывшее на его лице, сменилось широкой улыбкой. Он протянул мне руку.
– Ну, как вы провели эти два месяца?
– Неплохо, Барак. Отдыхал и набирался сил. А вы? – О, я уже давно возвратился в Олд-Бардж и весьма этому рад. Эссекс – слишком тихое место для меня. От всех этих деревенских просторов у меня начинает кружиться голова.
– Пожалуй, я разделяю ваши чувства, – кивнул я. И в самом деле, длительное пребывание на ферме излечило меня от тоски по сельской жизни. Прогулки по выжженным солнцем полям, бесконечные жалобы на засуху, которыми с утра до вечера донимали меня отец и управляющий, – все это успело изрядно мне надоесть. И я был согласен с Бараком в том, что деревенские просторы не радуют, а тревожат взор горожанина.
– Бывший наш патрон умер два дня назад. Вы знаете об этом? – спросил Барак, и лицо его вновь приняло угрюмое выражение.
– Знаю. По слухам, смерть его не была легкой, – добавил я, понизив голос.
– Да. Я видел это собственными глазами. Во взоре Барака вспыхнули мрачные огоньки.
– Теперь его голова выставлена на Лондонском мосту. Повернута лицом в сторону, противоположную Сити, ибо даже после смерти он не должен смотреть на короля. Стоит ли говорить, что милорд принял смерть мужественно и отказался признать истинность возводимых на него обвинений.
– Иначе и быть не могло, – заметил я, покачав головой. – Все эти обвинения просто смехотворны. Кто поверит, что Томас Кромвель состоял в заговоре против короля? Всю свою жизнь он верой и правдой служил Генриху Тюдору.
– Что ж, обвинение в государственной измене – лучший способ избавиться от того, кто стал неугоден королю, – пожал плечами Барак. – Когда его арестовали прямо во время торжественного обеда, он во всеуслышание воскликнул: «Я не изменник!» и бросил шляпу на пол. А этот негодяй Норфолк сорвал с него орден Подвязки.
– А что слышно о Норфолке? – спросил я. – Вы уверены, что он не собирается нас преследовать?
– Уверен. У меня есть друзья, которые хорошо осведомлены обо всех придворных делах. И они утверждают, что Норфолк оставит нас в покое. Не в его интересах, чтобы вся эта история с греческим огнем вышла наружу. А я упомянул, где надо, что об этой авантюре осведомлены не только мы двое. И если с кем-нибудь из нас случится несчастье, остальные не будут молчать.
– Рискованное заявление, – заметил я, искоса взглянув на Барака. – Как бы оно не наделало нам вреда.
– Напротив, оно обеспечит нашу безопасность. Можете мне поверить, я знаю, что делаю.
– А о Кайтчине вам что-нибудь известно? И о вдове Гриствуд с сыном?
– Они в безопасности. Как только стало известно о падении лорда Кромвеля, они бежали из города вместе с человеком, который охранял их дом. А где они сейчас, не знаю.
– Значит, вы полагаете, нет никаких препятствий, мешающих мне вернуться к адвокатской практике? – осведомился я.
– Ровным счетом никаких, – кивнул Барак. – Вы сможете сделать это хоть завтра. Если хотите, конечно.
Я облокотился на парапет, так как спина моя отчаянно ныла после длительного переезда верхом. Барак последовал моему примеру. Некоторое время мы молча глядели на воду. Я старался не смотреть в сторону Лондонского моста.
– Я боялся, что расправа над сторонниками Реформации будет куда более жестокой, – заметил я. – Правда, сегодня взойдет на костер Роберт Барнс. Я не получал никаких известий от Годфри и опасаюсь за него. И в то же время в Тайборне казнят трех католиков, – добавил я, искоса глядя на Барака. – Король никогда не вернет английскую церковь под власть Папы, так что Норфолк просчитался, – проворчал Барак.
– Этот вопрос мучил меня много дней и ночей подряд, – признал я с глубоким вздохом. – И в конце концов я решил, что мы ничего не могли изменить, Барак. Устроив брак короля с Анной Клевской, Кромвель
