теперь делать? Тихонько убраться за свой столик? Притвориться, что шла в туалет?
Мимо протискивается официант с подносом, толкает меня прямо к столику Люка, и в этот самый момент Люк поднимает голову и смотрит на меня отсутствующим взглядом, как будто первый раз видит, и от испуга у меня в животе бурчит.
– Здравствуйте, Люк! – весело восклицаю я. – Вот, решила подойти… поздороваться!
– Тогда здравствуйте, – отвечает он, помедлив. – Мама, папа, это Ребекка Блумвуд. Ребекка – это мои родители.
О нет! Что я наделала? Я прервала семейную встречу. Надо отступать. Быстро.
– Добрый вечер, – говорю я и слабо улыбаюсь. – Что ж, не буду вас больше отвлекать…
– А откуда вы знаете Люка? – спрашивает миссис Брендон.
– Ребекка – известный финансовый журналист. – Люк делает глоток вина. (Он что, вправду так считает? Ого! Надо будет упомянуть об этом в беседе с Клэр Эдвардс. И с Филипом тоже.)
Я довольно улыбаюсь миссис Брендон, чувствуя себя очень важной персоной. Я – известная журналистка, подошедшая поболтать к известному бизнесмену в известном лондонском ресторане. Круто, да?
– Финансовый журналист? – ворчит мистер Брендон и опускает очки, чтобы получше меня разглядеть. – И что вы думаете по поводу заявления премьер-министра?
Господи, чтобы я еще раз подошла к кому-нибудь в ресторане… да ни в жизнь!
– Ну, – уверенно начинаю я, лихорадочно размышляя, как бы поудачнее изобразить, будто увидела подругу за дальним столиком.
– Папа, вряд ли Ребекка хочет говорить о работе в ресторане, – спасает меня Люк.
– Действительно! – поддерживает сына миссис Брендон и улыбается мне. – Ребекка, какой у вас красивый шарф. Это от «Денни и Джордж»?
– Да! – радостно отвечаю я, довольная, что разговор свернул с заявления премьер-министра. (Что он там еще заявил?) – Купила на распродаже на прошлой неделе!
Краем глаза вижу, что Люк как-то странно смотрит на меня. Почему, интересно? Чего это он такое…
О черт! Дура я, дура!
– На распродаже… для своей тети, – быстро соображаю я. – Купила для тети, в подарок. Но она… умерла.
За столиком все в шоке, молчат. Я и сама с трудом верю, что могла такое ляпнуть.
– Боже мой, – сокрушенно качает головой мистер Брендон.
– Тетя Эрминтруда умерла? – спрашивает Люк не своим голосом.
– Да, – киваю я, заставив себя взглянуть ему в глаза. – Это было ужасно.
– Какой кошмар! – сочувственно вздыхает миссис Брендон.
– Она ведь в больнице лежала? – продолжает Люк, наливая себе воды. – Что у нее было?
Короткая пауза.
– У нее … нога болела.
– Нога? – обеспокоенно переспрашивает миссис Брендон. – А что у нее было с ногой?
– Ну, она вся опухла, а потом случилось заражение. И ногу пришлось ампутировать. Вот она и умерла.
– Господи! – восклицает мистер Брендон. – Эти врачи – вредители! – Он гневно смотрит на меня. – Она лечилась в частной клинике?
– Э-э… м-м… не знаю, – бормочу я, пятясь. Больше не вынесу этого. Ну почему нельзя было просто сказать, что тетя мне этот чертов шарфик
Я беспечно машу им рукой, стараясь не встречаться с Люком взглядом, поворачиваюсь и возвращаюсь к Сьюзи. Сердце колотится, как у перепуганного зайца, а лицо красное как помидор. Боже мой, какое поражение.
Но к моменту подачи первого блюда я сумела успокоиться. Еда! Мне приносят морских гребешков, обжаренных на гриле, и, откусив первый кусочек, я чуть не впала в экстаз. После стольких дней дешевой и безвкусной гадости я словно оказалась в раю. Я готова расплакаться – как заключенный, выпущенный на свободу, или как дитя блокады, узнавшее, что наконец-то отменили продуктовые карточки. После гребешков я попросила мясо по-французски с картошкой, от десерта все отказались – все, кроме меня, заказавшей шоколадный мусс. Потому что неизвестно, когда еще я попаду в такой ресторан. Может, мне предстоят несколько месяцев сэндвичей с сыром и кофе из термоса, и ни одного светлого пятна в этом монотонном меню.
Да, я выбрала нелегкий путь. Но результат должен того стоить.
Пока я жду свой десерт, Сьюз и Фенелла решают, что им необходимо пойти поболтать с Бенджи, который сидит на другом конце зала.
Они вскакивают, зажигают сигареты и уносятся, а Таркин остается со мной. Он вообще, похоже, не слишком стремится пообщаться со знакомыми. Весь вечер Таркин был какой-то молчаливый. И еще я заметила, что выпил он больше нас. По-моему, он того и гляди упадет лицом на стол. Ну пусть, мне-то что?
Некоторое время мы молчим. Честно говоря, Таркин такой странный, что я даже не считаю нужным
