— Спасибо, дорогая, — произносит та рассеянно. — Не могли бы вы забрать и мой стакан… и принесите на наш столик воду, пожалуйста.
— Хорошо, — соглашаюсь я с самой дружелюбной улыбкой. — Пожалуйста.
— А я буду джин-тоник, — говорит пожилой человек, раскачиваясь на стуле.
— Одну минутку.
Да, мама права. Она всегда говорила мне, что лучший способ завести друзей
Я не знаю, где находится кухня, но официанты кучкуются в дальнем конце столовой. Я иду за ними и оказываюсь в кухне. Моя мама умерла бы от зависти, увидев эту роскошь. Всюду гранит и мрамор, холодильник похож на космический корабль, печь для пиццы встроена в стену! Официанты в белых рубашках входят и выходят с подносами в руках, два шеф-повара колдуют над шкворчащими сковородами, и кто-то зычно орет:
— Черт возьми! Где эти долбаные салфетки, на хрен?
Я нахожу бутылку воды, стакан и ставлю их на поднос, а потом оглядываюсь в поисках джина. Когда я наклоняюсь, чтобы открыть шкаф, меня за плечо трогает мужчина с обесцвеченными и коротко стрижеными волосами.
— Эй, ты что тут делаешь?
— Ой, здравствуйте! — Я распрямляюсь. — Вот, ищу джин. Один человек попросил джин-тоник.
— У нас нет на это времени! — тявкает он. — Ты что, не видишь, что людей не хватает? Пора еду подавать!
Людей не хватает? Я смотрю на него в недоумении. Но тут вспоминаю, что на мне черная юбка, и вдруг понимаю, что происходит, и не могу сдержать смешок.
— Нет! Я не… то есть я не…
Как ему это сказать так, чтобы не обидеть? Я уверена, что профессия официанта очень нужная и полезная. К тому же он в свободное время наверняка подрабатывает актером.
Но пока я стою в замешательстве, он сует мне в руки серебряный поднос с копченой рыбой:
— Неси, быстро!
— Но я не…
— Сейчас же!
Я испуганно убегаю. Ладно. Просто уберусь от него подальше и поставлю это блюдо где придется, а потом сяду на свое место.
Осторожно вхожу в столовую и потерянно брожу, выискивая, где бы примостить поднос.
Но ни столиков для посуды, ни даже стульев свободных нет. На пол я его поставить не могу, а пролезть между гостей и плюхнуть на середину первого попавшегося стола было бы слишком неловко.
Мне это порядком надоело. Блюдо тяжелое, и у меня начинают ныть руки. Я прохожу мимо мистера Вунша и улыбаюсь ему, но он даже не замечает меня. Словно я стала вдруг невидимой.
Глупость какая. Должно же быть хоть какое-нибудь свободное место для этого чертова подноса.
— Ты собираешься подавать еду или нет? — шипит голос позади меня, от неожиданности я вздрагиваю и покорно бормочу:
— Ладно, ладно…
Господи боже мой. Наверное, проще будет подать еду гостям. Тогда у меня хотя бы освободятся руки и я смогу сесть.
Неуверенно подхожу к ближайшему столу.
— Э-э… никто не желает копченой рыбы? По-моему, это лососина… а это форель…
— Ребекка?
Элегантно уложенная голова поворачивается, и я в ужасе отпрыгиваю. Элинор сверлит меня безжалостным взглядом.
— Привет, — нервно говорю я. — Рыбы не желаете?
— Вы что делаете? — Голос у нее тихий, но полный ярости.
— Да так… помогаю…
— Я буду копченого лосося, спасибо, — вмешивается женщина в золотом жакете. — А у вас есть обезжиренный французский соус?
— Н-ну… ну, дело в том, что я не…
— Ребекка! — выстреливает Элинор сквозь зубы. — Положите это. И… сядьте наконец.
— Да, конечно. — Я в замешательстве смотрю на поднос. — Или, может, сначала подать рыбу, раз уж я все равно…
— Положите. Сейчас же!
— Хорошо…
Я беспомощно оглядываюсь и вижу приближающегося официанта с пустым подносом. Прежде чем он успевает возразить, ставлю свой поднос на его и на трясущихся ногах спешу к пустому стулу, приглаживая волосы.
Когда я сажусь и расправляю на коленях салфетку, за столом воцаряется тишина. Я пытаюсь натянуть на лицо доброжелательную улыбку, но никто не реагирует. Тогда старушка, у которой на шее висит не меньше шести рядов крупного жемчуга, а в ухе торчит слуховой аппарат, наклоняется к Элинор и шепчет так громко, что слышно всем:
— Милочка, ваш сын встречается… с
БЮДЖЕТ РЕБЕККИ БЛУМВУД В НЬЮ-ЙОРКЕ
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
12
Хм. Не уверена, что я понравилась Элинор. В машине на обратной дороге она была не слишком разговорчива. Это могло означать, что я произвела на нее впечатление или… не произвела.
Когда Люк спросил меня, как все прошло, я решила не упоминать про инцидент с рыбой и про салон красоты тоже распространяться не стала. Вместо этого подробно описала, как сильно понравился матери его подарок.
Ладно, может, я и приврала немного. Например, что Элинор воскликнула: «Мой Люк — самый лучший сын на свете», промокая глаза платочком. Но ведь не могла же я сказать, как она повела себя
