обмануть мать. Та временами оценивающе поглядывала на дочь, явно собираясь что-то сказать, но в последний момент меняя решение.
Это, в конце концов, переполнило чашу терпения Торри, и она решила уехать.
— Все, еду! — решительно сказала она, подходя к окну, за которым сгущались холодные осенние сумерки. — Я всю жизнь мечтала побывать в Японии. Может быть, хоть это поднимет вам настроение, Торри-сан!
Волнение, охватившее ее после посадки в аэропорту Ханэда, еще не улеглось. Девушка во все глаза смотрела в окно скоростного поезда, мчавшегося по монорельсовой дороге к Токио, в район Хамамацуте. Ее поражало все: и густота застройки, и интенсивное, на первый взгляд даже хаотичное уличное движение, и сами японцы.
Вестибюль отеля «Микадо» был настоящей симфонией белого и золотого. Дух царящей здесь роскоши просто ошеломил Торренс. Войдя внутрь, в это царство относительной тишины и покоя, она обрела надежду скрыться от шума и суеты.
Неужели у меня хватит смелости выбраться из этого убежища, полушутя спрашивала она себя, поглядывая на стеклянные двери холла, мимо которых пестрым бесконечным потоком мчались машины. Нет, мне именно это и нужно — хорошая встряска. Обязательно отправлюсь осматривать город, но только после того, как высплюсь. У меня такое ощущение, что я летела целые сутки.
Вдруг кто-то окликнул ее.
— Мисс Гилл?
Торри с легким недоумением отвернулась от стойки, где получала ключи от номера.
— Да.
— Позвольте представиться. Я — главный администратор и несколько раз имел удовольствие принимать в нашем отеле сэра Рональда и леди Энн. — Пожилой японец склонился перед ней в учтивом поклоне.
— Я знаю, — улыбнулась Торри, — родители настаивали, чтобы я остановилась именно в «Микадо».
— Мисс Гилл...
Что-то в бесстрастном лице администратора насторожило девушку.
— Что-нибудь случилось?
— Мне жаль, что я приношу вам такую грустную весть, но ваша мать заболела. — Японец снова поклонился.
— Заболела? — недоверчиво переспросила Торри. — Что-то серьезное?
— Боюсь, что да. Прошу вас, будьте любезны пройти в мой офис. Мы можем...
— Я должна вернуться домой! Немедленно! Пожалуйста, — с мольбой проговорила она.
— Именно это я и хотел с вами обсудить. Пойдемте.
Если полет в Японию показался Торри затянувшимся, то после бессонного восмичасового пребывания в Токио возвращение и вовсе было бесконечным. Она не могла ни спать, ни есть, впервые в жизни с ней в самолете случился приступ клаустрофобии. Мысли о матери не оставляли ее.
К счастью, она возвращалась прямым рейсом на Аделаиду и не останавливалась в Сиднее, как на пути в Токио. Когда самолет приземлился, нервы ее были так напряжены, что, предчувствуя перспективу долгого паспортного и таможенного контроля, Торри чуть не разрыдалась. Но кто-то позаботился о том, чтобы она прошла первой, и девушке вдруг показалось, что это дурной знак.
У дверей ее встретил тот, кого она меньше всего ожидала увидеть: Джон О'Кинли собственной персоной, в темном костюме и белой сорочке, с непроницаемым лицом.
— Ты... ты приехал встретить меня? — заикаясь, спросила Торренс.
— Да.
— Как она?
Самообладание оставило девушку, слезы потоком хлынули из глаз, и, сама того не заметив, она уткнулась лицом в его плечо.
— Держится, — ответил Джон, вглядываясь в ее бледное лицо, и, крепко взяв под руку, повел к машине.
Немного придя в себя, Торри спросила:
— А как ты?
— Прекрасно, — коротко ответил он.
Они посмотрели друг на друга, и все, от чего она пыталась избавиться все эти долгие три месяца, воскресло в ее сердце.
Джон совсем не изменился. Он остался таким же, как и при их первой встрече на мысе Ветров, хотя ее представления о нем, как выяснилось, оказались ошибочными.
Теперь-то ты знаешь, что в душе у этого закоренелого холостяка нет места для романтических переживаний, пыталась убедить себя Торри, но сомнения не оставляли ее.
Она отвела взгляд и нагнулась поднять чемодан, который Джон тут же отобрал у нее.
Он гнал машину с бешеной скоростью, и мысли о матери постепенно вытеснили у девушки все остальные эмоции.
Рассказав все, что знал о состоянии леди Энн, Джон вытащил серебряную фляжку и протянул ей.
— Это бренди. Выпей. Ты что-нибудь ела?
— Я не могла.
— Так не годится, — мягко сказал он. — Кому будет лучше, если ты упадешь в обморок?
Он притормозил у автозаправочной станции, купил в киоске сандвич с цыпленком и шоколад. К своему удивлению, Торри съела все до крошки и даже сделала пару глотков бренди.
— Спасибо, — пробормотала она. — Мне действительно стало лучше.
Он снял руку с руля и накрыл ее дрожащие пальцы.
Казалось, эта ночь была самой долгой в жизни Торри. Они с отцом, поддерживая друг друга, не отходили от постели матери.
— Не знаю, что я буду делать без нее, — не уставал твердить сэр Рональд. — Она для меня — все.
— Я понимаю, папочка, держись, — шептала девушка, страдая от бессилия помочь ему.
К счастью, к утру состояние Энн улучшилось.
— Ваша супруга везучая, сэр Гилл, — сообщил доктор. — Возможно, останутся легкие последствия, но главное, что сейчас она вне опасности. Я счастлив, что могу сообщить вам это.
Торренс обняла отца, плача от радости.
Джон, который все это время тоже находился в больнице, время от времени осторожно заглядывая в палату с чашкой кофе, чтобы поддержать их силы, вздохнул с облегчением. Затем он тихо сказал что-то сэру Рональду, и тот подошел к дочери со словами:
— Моя дорогая, Джон хочет отвезти тебя домой.
— Но...
— Никаких «но», ты совершенно измучена.
— Но ты тоже, папа.
Он нежно улыбнулся.
— Я не пролетел пол земного шара туда и обратно за два прошедших дня, и, кроме того, доктор обещал устроить меня здесь... Поезжай домой, девочка, и выспись хорошенько, пусть, когда Энн станет получше, она увидит тебя свежей и отдохнувшей.
На улице моросил дождь, и, пока Джон вез ее домой, Торри клевала носом, но, когда они поднялись в квартиру, она сразу проснулась.
— Спасибо, — сказала девушка, отперев дверь, и безразлично добавила: — Я не гоню тебя, но... тебе не стоит оставаться.
— Извини, но я не уеду, — ответил он. — Почему бы тебе не принять ванну? А я позабочусь о
