— И что это означает?
— Плутоний-239, очень слабый след.
— Он может иметь естественное происхождение?
— Плутоний-239 не существует в природе.
— Из чего следует, что это дело рук человека.
— Адское пламя! — пробормотал Билли, с трудом поднимаясь на ноги. — Бомба?
— Именно так, ваша светлость. Водородная бомба.
— Черт побери! — прошептал Билли.
Пошатываясь, он подошел к Финн и посмотрел на фотографию через ее плечо.
— Не может быть, — сказала Финн.
— Боюсь, что это правда, — ответил Гарса.
— Объясните.
— Рано утром в понедельник двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот шестьдесят второго года бомбардировщик «Б-47» производил разведывательный полет в воздушном пространстве Кубы. Всего лишь через два месяца после кубинского ракетного кризиса, вы должны помнить его историю. Сейчас об этом почти все забыли, но в тот день случился сильный тропический шторм, который прошел над Юкатаном.
— И самолет разбился? — спросила Финн.
— Считалось, что он упал в залив. Наши американские друзья решили, что не стоит сообщать об этом своим союзникам на юге.
— На борту самолета находилось ядерное оружие? — спросил Билли.
— Да. Две водородные бомбы «Б-43 МОД-1».
— И наше правительство не обратилось за помощью к Мексике? — спросила Финн.
— В те времена отношения между нашими странами были напряженными. Как и сейчас, Мексика поддерживает Соединенные Штаты в вопросах иностранной политики, но одновременно отказывается разрывать дипломатические отношения с Кастро. Поэтому нам нельзя доверять, в особенности когда речь идет о подобных вещах.
— Иными словами, правительство США предпочло считать, что самолет упал в море? — спросил Билли.
— Похоже на то. Вероятно, они послали парочку «У-2» в тот район, но обнаружить ничего не удалось. — Гарса пожал плечами. — Джунгли крайне неохотно расстаются со своими тайнами.
— Так почему же вы не сообщили правительству США об этом сейчас? — спросила Финн.
— Сегодня наши отношения ничуть не лучше, чем были в шестьдесят втором году. Вспомните разговоры о нелегальной иммиграции и наркотиках. Обнародование такой информации привело бы к крайнему осложнению отношений между нашими двумя государствами. Соединенные Штаты вмешиваются во внутренние дела Мексики, Мексика скрывает жизненно важную информацию от Соединенных Штатов. Существует и еще одна возможность. — Гарса помолчал. — Еще более опасная.
— О чем вы говорите? — сказала Финн.
— Нам всем хорошо известно, что Куба в течение длительного времени поддерживает связь с наркотическими картелями. Наркотики для них являются источником твердой валюты. Революции стоят дорого, за них не заплатишь бананами и сахарным тростником. Что, если Советский Союз в тысяча девятьсот шестьдесят втором году доставил атомные боеголовки на Кубу, а потом перевез их на Юкатан, пока Кеннеди и Хрущев выясняли отношения? Если такие боеголовки будут найдены и окажется, что они сделаны в СССР, разразится настоящая катастрофа. Более того, это может привести к вторжению США на Кубу.
— Но Кеннеди обещал, что этого никогда не произойдет. Публично, — вмешался Билли.
Гарса холодно улыбнулся.
— Верно. И в следующем году его убили. С тех пор прошло много времени. Нынешняя администрация не чувствует себя связанной клятвами, которые даны более сорока лет назад. Складывается впечатление, что они не способны выполнить то, что обещали пять минут назад. Мы живем в прагматическом мире. Деньги имеют власть. Нам бы очень не хотелось оказаться втянутыми в эту историю.
— И что вы намерены делать? — спросила Финн.
— Найти бомбы и избавиться от них. Не будет бомб — не будет проблемы.
— А что может вам помешать?
— Человек по имени Ангел Гусман.
21
Ангел Гусман сидел за письменным столом в своем штабе в джунглях, курил сигару и прислушивался к шуму дождя, стучавшему по тонкой крыше у него над головой. Пухлый маленький безумец потягивал бренди из личной кофейной чашки из «Старбакса» и смотрел на красивую фигуру молодого Харрисона Ноубла, привязанного к простому кухонному стулу, который стоял рядом с дровяной печью. Печь была набита растопкой, и над чугунной поверхностью поднимался пар, когда на нее попадали капли дождя с потолка. Капли шипели и подпрыгивали на раскаленном металле. Харрисон Ноубл был совершенно голым. Почти все его тело покрывали круглые отметины ожогов, оставшиеся от сигары Ангела Гусмана.
Харрисон Ноубл плакал. Близился рассвет, и почти всю ночь младший Ноубл кричал от боли и ужаса. Ангел Гусман не пытался получить информацию от молодого человека — он знал все, что стоило знать. Он просто мучил Харрисона Ноубла, наслаждаясь властью над ним. Именно таких вещей от него ждали. Он славился тем, что причинял непрекращающуюся боль своим врагам. Ангел Гусман не был самым проницательным политиком на свете, но хорошо понимал, что власть, которую не применяют, перестает быть властью и очень скоро может перейти в свою противоположность — слабость.
Как и большинство людей, страдающих от мании величия, Ангел Гусман не считал свою жизнь последовательностью организованных событий, основанной на серии логических шагов, — для него это был ряд кристально ясных собственных образов в различных ситуациях.
Когда Гусман был ребенком, он часто представлял себя Христом, проезжающим по деревне верхом на осле и испускающим слабое сияние, как на разноцветной картинке из книги, виденной им в воскресной школе. Это не имело никакого отношения к остальным вещам, которые священник заставлял его делать в маленькой церковной ризнице после мессы. Образ был устойчивым: он — спаситель деревни. На других картинках он в форме генерала лихо подкатывал на лимузине к императорскому дворцу в Мехико, видел себя рядом с кинозвездами или пил шампанское в собственном самолете. А вот еще один, самый любимый образ: он приветствует Папу Римского, и Папа целует его кольцо, а вовсе не он склоняется над рукой высшего церковного сановника.
Гусман смотрел на Харрисона Ноубла, скорчившегося на кухонном стуле в дальнем конце комнаты, и видел себя в Овальном кабинете Белого дома, где наслаждался возможностью сфотографироваться рядом с президентом. Этот образ казался ему весьма реалистичным.
— Почему американцы считают себя умнее любого человека, говорящего с акцентом? — спросил человек с маленьким круглым животиком.
— Что? — пробормотал молодой Ноубл.
— Твой президент не может произнести название страны, которую он оккупировал, но считает мексиканцев ничтожествами только потому, что они плохо говорят по-английски. Вы, американцы, очень высокомерны. Мой народ говорил по-испански, когда твои предки жили на побережье Ирландии в хижинах с соломенными крышами.
— Не понимаю, — пролепетал Харрисон Ноубл.
— Конечно не понимаешь. Ты думал, что можешь вместе со своими бандитами вторгнуться в мои джунгли, украсть то, что тебе захочется, и, быть может, заодно прикончить меня, разве не так?
— Нет, мы договаривались совсем о другом, — сказал Ноубл.
— Да, — с улыбкой подтвердил Гусман.
