— Я это видел.
— Но если бы мне позволили побыть с Адамом, если бы я смог попытаться еще раз убедить его в том, что он может быть и непременно будет спасен…
— Сначала послушаем, что скажет врач, — оборвал я Мифона.
— Врач… — с безнадежностью в голосе проговорил священник. — А если мальчик одержим? Я начинаю бояться этого все больше и больше.
— А если о вашем пребывании там будет доложено Тайному совету? — заговорила Минни. — Что, если у них и там есть шпионы, и они доложат, что вы проповедуете доктрину, которую они не одобряют?
Мифон потряс головой.
— Я обязан сделать все, чтобы спасти Адама.
Он крепко сжимал Новый Завет — как икону, как талисман.
— Моя жена права, — подал голос Дэниел. — Если предоставить Адаму свободу выбора, он может натворить бед. Он не в том состоянии, чтобы выбирать для себя удел мученика.
Он посмотрел на меня.
— Сначала выслушаем доктора.
Мужчина перевел взгляд на Мифона.
— Вот так.
— Я встретил метущееся сердце среди собственной паствы и не могу молиться вместе с ним! — страдальчески проговорил Мифон, воздев глаза к небу.
На этот раз взглядом с ним встретились и Минни, и Дэниел, и оба покраснели.
— Я передам вам все, что скажет доктор, — сказал я, поднимаясь из-за стола.
В душе я испытывал не очень-то профессиональное удовольствие от того, что эти двое бросили вызов Мифону, несмотря на то что он вновь выдвинул пугающую мысль об одержимости Адама. Это была пусть маленькая, но все же победа.
Глава 11
На следующий день я получил письмо от Харснета. Его доставил специальный нарочный, и это напомнило мне о том, какими широкими полномочиями и возможностями располагает коронер. Он просил меня встретиться с ним возле медвежьих ям в Саутуорке, завтра, в восемь утра.
Я вышел из дома в пятницу рано утром, поскольку сначала мне предстояло дойти до Лондонского моста, где должен был ждать Барак. Я выспался, но все равно чувствовал себя усталым и угнетенным. Впрочем, это ощущение не покидало меня со времени смерти Роджера. Холодный ветер гнал высоко в небе пушистые облака. На поросшем травой углу Ньюгейтского рынка, в огромной тени собора Святого Павла, я увидел полоску пробивающихся к свету крокусов.
Прохожих было совсем мало. Я шел по Шамблз, стараясь держаться подальше от вонючей сточной канавы, тянувшейся посередине улицы, куда мясники сливали бычью кровь и сваливали потроха. Впереди послышался шум драки. Дойдя до угла Шамблз и Бладдер-лейн, я увидел, как грузный мужчина в заляпанном кровью переднике отбивается от двух лондонских констеблей. Полная женщина, по всей видимости его жена, вцепилась в одного из стражей порядка и пыталась оттащить его от мужа. Вокруг дерущихся взрослых с визгом и пронзительными криками бегали трое маленьких детей. Наконец полицейский стряхнул с себя разъяренную женщину и с силой толкнул ее. Женщина плюхнулась в лужу, выбив из-под себя фонтан грязи. Ее чепец развязался, и его концы повисли. Дети, все так же вопя, подбежали к матери.
— А теперь пойдем, да не дури! — прикрикнул на мужчину другой констебль.
Тот перестал сопротивляться и позволил полицейским увести себя. Поколебавшись, я подошел к женщине, которая медленно поднималась на ноги среди орущей детворы.
— С вами все в порядке, мадам?
Она бросила на меня подозрительный взгляд.
— Цела, как видите.
— Что здесь произошло?
— Они говорят, что мой муж продавал мясо в Великий пост, вот и потащили его к епископу Боннеру.
Увидев мою адвокатскую мантию, она проговорила:
— Законник нам не поможет. Если они решили засадить его, так оно и будет, тем более что у нас все равно нет денег на адвоката. Поищите себе клиентов где-нибудь в другом месте.
С этими словами женщина поковыляла к лавке, дети побежали за ней. Один из мальчишек, вероятно уловив враждебность в тоне матери, подскочил ко мне и крикнул:
— Горбун!
Злясь на себя и на них, я пошел своей дорогой. Ведь я всего лишь хотел помочь! Но если ее мужа признают виновным, ему грозит виселица. Мне вспомнились слова Кранмера о том, что Боннер делает все, чтобы уничтожить реформаторов.
Барак, как мы и договаривались, ждал меня на Лондонском мосту. Он был бодрым, энергичным, без всяких признаков похмелья, и радостно приветствовал меня. Я заметил, что этим утром он нацепил шпагу.
— Что ж, поглядим, что ждет нас у реки, — сказал он, прикоснувшись к своему старому клинку.
— Надеюсь, какие-нибудь ответы.
Через Лондонский мост мы перешли на противоположный берег, откуда начинался Саутуорк и где нас ждал Харснет. Сегодня он выглядел королевским чиновником с головы до пят. Поверх официального платья был накинут плащ, подбитый мехом куницы. Предвидя долгую прогулку по грязному берегу, коронер предусмотрительно надел башмаки из толстой кожи.
Харснет смотрел вверх, на возвышавшуюся над крышами домов арену с ямами для травли медведей. С мрачным выражением лица он повернулся к нам.
— Здравствуйте, мастер Шардлейк. И вы, Барак, разумеется.
Барак поклонился. Харснет снова посмотрел на медвежью арену и вздохнул.
— Разве не печально, что нас развлекают мучения этих обливающихся кровью несчастных и совершенно беззащитных животных? — спросил он.
— Беззащитных? — переспросил Барак и взглянул на меня.
Он вспомнил случай, когда меня едва не задрал вырвавшийся на волю медведь. Я тогда едва уцелел, но сейчас в душе был согласен с Харснетом.
— Да, — сказал я, — это жестокий спорт. Я никогда не посещаю этих представлений.
Коронер согласно кивнул.
— Вы принесли список знакомых мастера Эллиарда?
Я достал бумагу из кармана плаща.
— Составить его мне помогли жена мастера Эллиарда и его клерк. Они не могут припомнить ни одного человека, который мог бы желать ему зла.
— У доктора Гарнея тоже не было врагов. Вот список его контактов.
Он вытащил лист бумаги, отдал его мне, и мы, стоя рядом, стали читать. Среди пациентов доктора Гарнея числились некоторые придворные, а также известные лондонские купцы. Упоминались там сэр и леди Латимер. Но ни одно имя не фигурировало в обоих списках. Совпадений не было.
— Ничего, — подвел итог Харснет. — Могу я оставить себе ваш список?
— Конечно.
Он свернул оба документа и сунул их в карман.
— И все же между двумя жертвами очень много общего: религия, профессиональный статус, даже конституция. Что заставило это чудовище остановить свой выбор именно на них?
— Не знаю. Но я кое о чем подумал.
