отмываться. Шаронов еще спросил на прощанье – мне хотя бы спасибо кто-нибудь скажет? Но тут из секретки послышался вой – какой, бывает, издает теряющий рассудок человек, – и стало не до благодарностей.
Зато слух об укрощении строптивых облетел НИИПБ буквально за день, и с тех пор зажили разные службы института душа в душу.
И вообще как-то все наладилось и успокоилось. И работа шла очень успешно по всем темам. Пока Шаронов не довыпендривался с «Тисками». Но это оказался единичный случай, хоть и наделавший много шуму. А потом завлаб Павлов, триумфально сдав госкомиссии своих полосатиков, вдруг получил заказ на гражданскую версию изделия «Клинок»…
Надо было, конечно, сразу насторожиться. Но Павлов как прочел задание, да вообразил, насколько потрясная выйдет из полосатика домашняя кошка – настоящая дорогая игрушка для взрослых, – с ним временное помрачение рассудка от восторга случилось. У него еще свой кот умер от старости незадолго до.
Легко представить, каким мечтаниям завлаб предавался и до чего ему стало грустно, когда все пошло наперекосяк.
Ближе к вечеру позвонил директор.
– Как развиваются события на вверенном вам направлении? – спросил он холодно.
– Жертв и разрушений нет, – сказал Павлов. – Я собирался лично доложить по некоторым позициям, но, кажется, сегодня не успеваю.
– Доложить – это хорошо. А что ваши образцы? Э-э… Не шалят?
Павлову уже хватило мощных эмоций для одного дня, поэтому он счел за лучшее промолчать.
– Ладно, – сказал директор, секунду-другую послушав шумное сопение в трубке. – Вы это… Так зайдите, без доклада. Есть дело.
Павлов в ответ утвердительно вздохнул.
– И не пытайтесь меня разжалобить, – утешил его директор. – У всех работы много. Все еле дышат. Давайте, шевелите ложноножками.
Павлов собрался с духом – и зашевелил, чем приказано. Очень хотелось завершить дневную прогулку через территорию, зачищенную Катькой от супостата, но директор такой проволочки не понял бы.
Сама Катька, обожравшаяся сметаны из личного завлабовского фонда, дрыхла в клетке, запертой на амбарный замок. Ворону утилизировали, оконную решетку закрепили. Поди теперь докажи что-нибудь. Если, конечно, трехцветка не угодила под одну из камер слежения. Хотя с какой стати. На территории камер нет, большая слишком, ее только ночью тепловизором сканируют…
Директор оказался привычно сух и невозмутим. Расположившись за журнальным столиком в углу кабинета, он наливал коньяк генералу Бондарчуку, толстому и краснолицему министерскому куратору НИИПБ.
– Павлов, дорогуша! А вот с нами давай! – обрадовался Бондарчук.
– Действительно, – согласился директор, пододвигая завлабу рюмку. – Садитесь, Павлов. Выпьем за успех нашего общего далеко не безнадежного дела.
Французских коньяков Павлов не любил – сразу вспоминалась студенческая общага, в любое время года, дня и ночи пахнущая свежераздавленным клопом. Но отказывать старшим по должности и званию было как-то неудобно.
Генерал свою рюмку осушил залпом, директор просмаковал, Павлов слегка пригубил.
– Так что было дальше, – сказал директор, обращаясь к генералу. – Она запрыгивает на пожарную лестницу, за каких-то несколько секунд поднимается на четыре этажа и просачивается в чердачное окно. При ее габаритах это совсем не просто, настоящая акробатика. На чердаке начинается тарарам, а через минуту кошка выбирается наружу с вороной в зубах!..
«Какой я идиот! – с горечью подумал Павлов. – Надеялся скрыть Катькин побег от своих. А тут дай Бог отмазаться от министерства! Если шеф рассказывает о Катьке генералу, значит, у того есть информаторы здесь. И нужно действовать на опережение, красиво подать некрасивую историю, чтобы наверху не думали, будто у нас бардак. А вот фигушки, просто такой гениальный зверь появился. Чуть не надорвались, выращивая. Ой, как стыдно…»
– …Спускается вниз чуть медленнее, – продолжал директор, – но тоже в достойном темпе, и уходит обратно. Прямиком к себе в корпус. По кирпичной стене – вы только представьте – лезет к решетке, поддевает ее сначала носом, у нее не выходит, тогда она использует переднюю лапу, решетку отжимает, ныряет внутрь – и конец спектаклю. Неплохо?
Бондарчук посмотрел на завлаба и выпятил челюсть.
– Есть пистолет? – спросил Павлов генерала. – Мне на минутку, застрелиться.
– Перестаньте, – распорядился директор. Почти скомандовал. В институте такую его манеру знали и не удивлялись. Просить, уговаривать, реагировать на шутки и вообще располагать к себе этот шеф не умел. Или не считал нужным.
– Ты молодец. – Бондарчук от души хлопнул Павлова по плечу. – Не стоишь на месте, развиваешься. Новая модель нам пригодится.
Павлов хотел было сообщить, какая она новая, эта модель, но поймал острый взгляд директора и только кивнул. Захотелось выпить, пусть даже французского. Завлаб опрокинул в рот остатки коньяка.
– Ну, это не новое изделие, а просто версия «Клинка», – сказал директор. – Мы пробуем сейчас разные варианты, какие-то более раскрепощенные, какие-то менее. Трудно найти грань, за которой заканчивается разумная инициатива бойца и начинается опасная самодеятельность.
– Да уж! – подтвердил Бондарчук и слегка поежился.
– Эксцессов больше не будет, – произнес директор негромко, но чертовски убедительно. Павлов давно заметил за шефом такое умение – брать не голосом, а интонацией. «Далеко пойдет», – в который раз подумал завлаб и мысленно пожелал директору пойти как можно дальше, а главное, поскорее.
– Верю, – согласился генерал и поглядел на бутылку. – Ладно, давайте выпьем за предстоящий бенефис. Между прочим, дорогуша, твой. – Он ткнул пальцем в сторону завлаба.
– А чего я-то? – привычно набычился Павлов.
– Вы еще скажите «чуть что, сразу я», – предложил директор, разливая по новой.
– Кстати, да, – поддержал его Бондарчук. – Тебя, дорогуша, когда в последний раз дергали? Ты предварительной комиссии сдавал полосатых – вот. Поэтому… Будь!.. Значит, порядок такой. Послезавтра в восемь ноль по Москве я тебя забираю прямо из дома. Едем на полигон. И там представляем изделие министру. Официальное представление, ясно? Будешь, дорогуша, толкать речь от института.
Павлов обескураженно посмотрел на директора. Тот едва заметно поджимал губы.
– Мне не по чину. У вас же заместители…
– Представлять «Клинок» поедет тот, кто его делал, – сказал директор. – Это приказ. У секретаря ознакомитесь и распишетесь.
Павлов уставился в рюмку. Официальное представление новой модели оружия министру обороны – церемония формальная. Она лишь означает, что успешно закончены испытания в войсках, отчеты у министра на столе и положительное решение по оружию принято. Тем не менее соберется вся верхушка, заслушает разработчика и испытателей, посмотрит, как изделие действует на полигоне… Выскажет одобрение. Ну, и банкет. Может, вся возня исключительно для банкета затевается. На таких банкетах проводят очень серьезные переговоры и решают очень большие вопросы.
А еще участие в представлении – статусная, знаковая вещь. Раз директор не едет, значит, никак не может. Это же трагедия для подрядчика – не засветить лишний раз фамилию и лицо! И то, что шеф посылает отдуваться завлаба…
– Ну, это хотя бы по-честному! – ляпнул вслух Павлов.
И, услышав свой голос, едва не выпал из кресла.
– Именно так, – подтвердил директор, чуть щуря глаза. Не понять было, то ли он злится, то ли новым взглядом оценивает своего подчиненного. – Именно.
Павлов что-то неразборчиво буркнул и залился краской. Бондарчук давился беззвучным смехом.
– Тема ваша, ну и дерзайте. Потом, извините за прямоту, у вас на лице написано, что врать не умеете.
