подле Тельца, который едва волочил ноги после целого дня тяжёлой работы и, полузакрыв глаза, разглядывал при свете месяца ровные красивые борозды, проложенные им.
— Ага, — сказал Телец, — так и тебе уже все известно? Который же из Домов принесёт тебе смерть?
Лев указал вверх на тёмный Дом Рака и простонал:
— Он придёт также и за Девой.
— Ну, что же ты будешь делать?
Лев сказал, что не знает.
— Ты не умеешь пахать, — сказал Телец с оттенком пренебрежения. — А я умею, и это мешает мне думать о Скорпионе.
Лев огорчился и не проронил ни слова до самого рассвета, пока не пришёл пахарь, чтобы впрячь Тельца в ярмо.
— Спой мне, — сказал Телец, таща тяжёлый, покрытый грязью и скрипевший плуг. — Я натёр себе плечо. Спой мне одну из тех песен, которые мы певали вместе, когда считали себя богами.
Лев спустился в камыши и запел песню Детей Зодиака — воинственный клич юных богов, которые не знают страха ни перед чем. Он сначала тянул песню без всякого воодушевления, но потом эти звуки увлекли его, и голос его загремел над полями, а Телец зашагал в такт песне, и пахарь подстёгивал его только по привычке и без всякой жестокости, а за плугом все быстрее и быстрее ложились ровные борозды. Тут подошла Дева, которая искала Льва и нашла его поющим в камышах. Она присоединила к нему свой голос, и жена пахаря вынесла из дома свою пряжу и, окружённая детьми, стала слушать песню. Когда пришло время обеда, Лев и Дева почувствовали голод и жажду, и пахарь с женой дали им ржаного хлеба и молока и очень благодарили их, а Телец успел сказать им:
— Вы помогли мне вспахать больше половины поля, но самая трудная часть дня впереди, брат мой.
Лев прилёг отдохнуть, неотступно думая о словах Рака. Дева отошла в сторону и вступила в беседу с женой земледельца и их детьми, а после полудня снова началась пахота.
— Помоги нам ещё, — сказал Телец, — день быстро идёт на убыль.
Мои ноги совсем задеревенели. Спой так, как будто ты ещё совсем не пел раньше.
— Для этого грязного крестьянина? — спросил Лев.
— Его ждёт та же участь, что и нас. Разве ты трус? — сказал Телец.
Лев покраснел и запел снова, с больным горлом и в дурном настроении. Но мало-помалу он все удалялся от песни Детей Зодиака и сложил свою собственную песню, которой он никогда не мог бы сочинить, если бы не встретился лицом к лицу с Раком. Он вспомнил различные факты, относившиеся к пахарям, волам и рисовым полям, вспомнил то, чего даже не замечал до этой встречи, и все это он связал вместе, воодушевляясь все более по мере того, как он пел, и в своей песне рассказывая пахарю о нем самом и о его работе такие вещи, которых не знал и сам пахарь. Телец мычал одобрительно, прокладывая последние борозды, и, когда песня окончилась, пахарь остался очень доволен собой, хотя у него и болели кости. Дева вышла из хижины, где она возилась с детьми и разговаривала о женских делах с женой пахаря, и все вместе поужинали вечером.
— Хорошая у вас теперь жизнь, — сказал пахарь. — Сидите вы себе на запруде и поёте целый день все, что вам приходит в голову. Давно ли вы этим занимаетесь, вы, цыгане?
— Ах, — промычал Телец из своего хлева, — вот тебе, брат мой, людская благодарность!
— Нет, мы только недавно занялись этим, — сказала Дева, — но мы решили продолжать наше дело всю жизнь. Ведь правда, Лев?
— Да, — отвечал он, и, взявшись за руки, они пошли своей дорогой.
— Ты можешь великолепно петь, Лев, — сказала она, как говорят обыкновенно жены мужьям.
— А ты что делала? — спросил он.
— Я говорила с матерью и детьми, — сказала она. — Ты не можешь понять всяких пустяков, которые заставляют смеяться нас, женщин.
— А я должен заниматься этим цыганским ремеслом? — сказал Лев.
— Да, дорогой, и я буду помогать тебе.
Мы не имеем никаких сведений о жизни Льва и Девы, поэтому мы и не можем сказать, как Лев исполнял то дело, которое он так презирал.
Но мы уверены, что Дева любила его, когда бы и где бы он ни пел, любила даже тогда, когда после окончания песни она обходила толпу с инструментом вроде тамбурина и собирала деньги на пропитание для них обоих. Случалось, что на долю Льва выпадала тяжёлая обязанность утешать Деву, когда народ расточал им обоим оскорбительно грубые похвалы за то, что они воткнули в свои шляпы глупо развевающиеся павлиньи перья, а на платья нашили пуговицы и куски материй. По-женски она могла помочь ему и советом и делом, но подлость низких возмущала её.
— Что за беда, — говорил обыкновенно Лев, — если мы этим делаем их немножко счастливее.
И они снова шли, шли вниз по дороге и затягивали все ту же старую, старую песню о том, что, как бы ни сложилась жизнь, дети человека не должны ничего бояться. Сначала все это было очень тяжело, но с течением времени Лев открыл, что он может рассмешить людей и заставить их слушать себя даже тогда, когда идёт дождь. Правда, были такие слушатели, которые садились на землю и тихонько плакали в то время, как толпа визжала от восторга, и некоторые уверяли, что сам Лев довёл их до этого; тогда Дева в промежутке между пением подходила и старалась утешить плачущих. Люди по-прежнему умирали в то время, как Лев говорил с ними, пел или смеялся, потому что Стрелец, Скорпион, Рак и другие созвездия не прекращали своей деятельности. Иногда толпа разбегалась в испуге, и Лев старался снова собрать всех, упрекая людей в трусости; но случалось, что они издевались над богами, которые убивали их, и тогда Лев объяснял им, что это было признаком ещё большей трусости, чем бегство.
Во время своих странствий они иногда проходили мимо Тельца или Близнецов, но все были слишком заняты и ограничивались одним кивком головы друг другу в толпе и затем расходились каждый по своему делу.
Проходили годы, и они перестали даже узнавать друг друга, потому что дети Зодиака, работая на пользу людей, забыли сами, что были когда-то богами. Звезда Альдебаран во лбу Тельца покрылась засохшей грязью, руно Овна запылилось и ободралось, а Близнецы были по-прежнему детьми и гонялись за котёнком у порога хижины. И тогда Лев сказал:
— Довольно нам петь и кривляться!
А Дева ответила: «нет», но она и сама не знала, почему она сказала это «нет» так решительно. Лев утверждал, что это позорное ремесло, и в конце пыльного дня она сделала ему то же самое замечание, на что он возразил, что «это совершенно неверно». Тут они страшно поссорились, забыв о звёздах, горевших над их головами. С течением времени появились новые рассказчики и новые певцы, и Лев, забыв, что их никогда не может быть слишком много, возненавидел всех за то, что они делили вместе с ним рукоплескания толпы, которые он считал своей неотъемлемой собственностью. Дева часто раздражалась, а тогда песни прерывались, остроты выходили плоскими, а дети человека говорили им:
— Ступайте домой, цыгане! Ступайте домой и выучитесь петь что-нибудь более интересное!
После одного из таких печальных и постыдных дней Дева, идя по полю рядом со своим мужем, увидела восходящий над деревьями полный месяц и, схватив за руку Льва, воскликнула:
— Вот пришёл мой час! О, Лев, прости меня!
— В чем дело? — спросил Лев, который думал в это время о других певцах.
— Муж мой! — сказала она, положив его руку к себе на грудь, которая была тверда, как камень. Лев вспомнил, что говорил ему Рак, и застонал.
— Но ведь это правда, что мы были когда-то богами! — вскричал он.
— Мы и остались богами, — сказала Дева. — Разве ты забыл, как мы с тобой пришли в Дом Рака и вовсе не были очень напуганы? Но с тех пор мы забыли, ради чего мы пели, — мы стали петь ради денег, и, ах, как мы ссорились из-за них! Мы — дети Зодиака!
— Это была моя вина! — сказал Лев.
— Разве может быть в чем-нибудь только твоя вина, а не наша общая? — сказала Дева. — Мой час настал, но ты будешь жить без меня и…
Её взгляд договорил то, чего она не могла сказать.
