говорила о детях вообще, и о его величестве короле в особенности.
— Он в руках гувернантки, — сказала м-с Аустель тоном, в котором не чувствовалось никакого интереса к предмету разговора.
Жена комиссионера, неискусный стратег, продолжала свои расспросы.
— Не знаю, — отвечала м-с Аустель. — Это все предоставлено мисс Биддэмс, и, без сомнения, она не обижает ребёнка.
Жена комиссионера скоро собралась домой после этого заявления. Последняя фраза больно ударила её по нервам. «Не обижает ребёнка! И это все, что нужно! Воображаю, что сказал бы Том, если бы я только не обижала Патси!»
С тех пор его величество король стал почётным гостем в доме комиссионера и избранным другом Патси, с которой он проводил время во всевозможных забавах. Патсина мама была всегда готова дать совет, оказать дружеское содействие детям. Если было нужно и если не было у неё посетителей, она могла даже принять участие в детских играх. Увлечённость, которую она при этом проявляла, могла бы шокировать прилизанных субалтернов, мучительно сжавшихся на стульях во время их визитов к той, которую они за глаза называли «мамашей Бонч».
И вот, несмотря на Патси и её маму и на любовь, которую они щедро изливали на него, его величество король пал в бездну преступления — не узнанного, но тем не менее тяжкого — он сделался вором.
Однажды, когда его величество играл один в зале, пришёл человек и принёс свёрток для его мамы. Слуги не было дома, человек положил свёрток на столе в зале, сказал, что ответа не нужно, и ушёл.
Собственные игрушки успели уже к этому времени надоесть его величеству, и белый изящный свёрток был очень интересен. Ни мамы, ни мисс Биддэмс не было дома. Свёрток был перевязан розовой тесёмочкой. Именно такую тесёмочку ему давно уже хотелось иметь. Она могла ему пригодиться в очень многих случаях, он мог привязать её к своему маленькому плетёному стульчику, чтобы возить его по комнатам, мог сделать из неё вожжи для Чимо, который никак не мог научиться ходить в упряжке, и многое, тому подобное. Если он возьмёт тесёмочку, она будет его собственностью, нет ничего проще. Конечно, он никогда не набрался бы храбрости попросить её у мамы. Вскарабкавшись на стул, он осторожно развязал тесёмку. Жёсткая белая бумага тотчас же развернулась и открыла красивый маленький кожаный футляр с золотыми буквами на крышке. Он попробовал завернуть по-прежнему бумагу, но это не удалось ему. Тогда он открыл уж и футляр, чтобы окончательно удовлетворить своё любопытство, и увидел прекрасную звезду, которая блестела и переливалась так, что нельзя было от неё оторваться.
— Вот, — сказал его величество, размышляя, — это именно такая корона, какую я должен надеть, когда полечу на небо. У меня должна быть такая корона на голове — мисс Биддэмс сказала. Мне хотелось бы надеть её сейчас. Хотелось бы поиграть ею. Я возьму её и буду играть ею очень осторожно, пока мама не спросит. А может быть, её для меня и купили, чтобы играть, так же как колясочку.
Его величество король прекрасно знал, что говорит против своей совести, потому подумал тотчас же вслед за этим: «Ничего, я поиграю ею, только пока мама не спросит о ней, а тогда я скажу: „Я взял её, но больше никогда не буду“. Я не испорчу эту красивую алмазную корону. Только мисс Биддэмс велит мне положить её обратно. Лучше я не покажу её мисс Биддэмс».
Если бы мама пришла в эту минуту, все обошлось бы благополучно. Но она не пришла, и его величество король засунул бумагу, футляр и звезду за пазуху своей блузки и ушёл в детскую.
— Когда мама спросит, я скажу, — успокаивал он свою совесть.
Но мама не спрашивала, и целых три дня его величество король наслаждался своим сокровищем. Он не нашёл ей достойного применения, но она была так великолепна и имела, как ему было известно, отношение к самим небесам. Однако мама все ещё не спрашивала, и ему начинало порой казаться, что блеск звезды уже тускнеет. Что было толку в алмазной звезде, если она доставляла, в конце концов, столько мучений? Наряду с другими сокровищами он обладал и розовой тесёмочкой, но часто желал, чтобы только она и была у него. Он в первый раз поступил дурно, и сознание о дурном поступке начало мучить его тотчас же после того, как пропал интерес тайного обладания «алмазной короной».
Каждый день промедления отодвигал возможность признания людям, живущим за дверями детской. Несколько раз собирался он остановить красиво одетую леди, когда она выходила из дома, и объяснить ей, что он, и никто другой, взял прекрасную «алмазную корону», о которой никто не спрашивал. Но она торопливо проходила к экипажу, и случай был уже упущен, прежде чем его величество король успевал перевести дыхание, которое захватывало у него от волнения. Ужасная тайна отдалила его от мисс Биддэмс, Патси и жены комиссионера и причинила ему новое огорчение, когда Патси, не зная, чем объяснить его сосредоточенную молчаливость, сказала, что он на неё дуется.
Длинны были дни для его величества короля и ещё длиннее ночи. Мисс Биддэмс не раз говорила ему раньше о неизбежной участи воров, и, когда они проходили по грязным улицам мимо центральной тюрьмы, у него дрожали ноги.
Облегчение наступило к вечеру одного дня, после пускания лодочек в большом водоёме, находящемся в глубине сада. Его величество король пришёл пить чай, и в первый раз, на его памяти, еда была противна ему. Нос у него был очень холодный, а щеки, наоборот, горели, как в огне. Ноги были так тяжелы, что, казалось, на них висели гири, а голова как будто распухла, и он сжимал её несколько раз обеими руками.
— Как это смешно! — сказал его величество король, потирая нос — В моей голове что-то стучит и звенит — бум-бум.
Он тихо, без шалостей лёг в постель. Мисс Биддэмс не было дома, слуга раздел его.
После нескольких часов тяжёлого сна он проснулся и чувствовал себя так плохо, что даже забыл о своём преступлении с «алмазной короной». Ему хотелось пить, а слуга позабыл поставить воду.
— Мисс Биддэмс! Мисс Биддэмс! Я хочу пить!
Нет ответа. Мисс Биддэмс ушла на свадьбу к калькуттской школьной подруге. Его величество король забыл об этом.
— Я хочу пить! — кричал он, но вместо крика выходил хрип из его пересохшего горла. — Дай мне пить! Где мой стакан?
Он сел в постели и огляделся кругом. Звук голосов доносился из соседних комнат. Лучше встать лицом к лицу с неизвестным, чем дрожать здесь в темноте. Он сполз с кровати, но ноги как-то странно не слушались его, и он пошатнулся раз или два. Затем он толкнул дверь и остановился на пороге — маленькая, задыхающаяся фигурка с ярко-красным лицом — ярко освещённой комнаты, полной роскошно одетых дам.
— Мне очень жарко! Мне очень больно! — простонал его величество король, цепляясь за портьеру. — И в стакане нет воды, а я хочу пить. Дайте мне пить.
Видение в чёрном и белом — его величество король с трудом различал окружающие его предметы — подняло его к столу и попробовало его лоб и виски. Появилась вода, он с жадностью пил, я его зубы стучали о край стакана. Затем, кажется, все ушли, все, кроме большого человека в чёрном и белом, который отнёс его обратно в постель, а папа и мама шли за ним. И мысль о преступлении с «алмазной короной» вновь овладела его помрачённым сознанием.
— Я вор! — вздохнул он. — Я хочу сказать мисс Биддэмс, что я вор. Где мисс Биддэмс?
Мисс Биддэмс подошла и наклонилась над ним.
— Я вор, — прошептал он. — Вор такой же, как люди в тюрьме. Но я теперь все расскажу. Я взял алмазную корону, которую человек оставил в зале на столе. Я развернул бумагу и открыл маленький ящик, и она так хорошо блестела. Мне захотелось поиграть ею, и я взял её, а потом испугался. Она лежит там, на дне ящика с игрушками. Пойдите достаньте её оттуда.
Мисс Биддэмс послушно пошла к нижней полке шкафа и взяла большую коробку, в которой его величество король держал драгоценнейшие из своих сокровищ. Под оловянными солдатиками, среди нескольких сплющенных пуль, блестела и переливалась бриллиантовая звезда, небрежно завёрнутая в клочок бумаги, на котором было написано несколько слов. Кто-то вскрикнул в головах постели, и мужская рука дотронулась до лба его величества короля, который развернул свёрток на своём одеяле.
— Вот алмазная корона, — сказал он и горько заплакал. Возвратив сокровище, он снова почувствовал, как оно ему дорого.
— Это относится и к вам, — сказал голос стоящего у изголовья. — Прочтите записку. Теперь нечего
