Сказки и легенды

— Грб, — ответил верблюд; лошадь ушла и сказала об этом человеку.

Вот к верблюду пришла собака; она принесла в зубах палку и сказала:

— Послушай, верблюд, пойдём-ка со мной; отыскивай разные вещи и носи их, как мы, остальные.

— Грб, — фыркнул верблюд; собака убежала и рассказала все человеку.

Теперь к верблюду пришёл бык; на его шее лежало ярмо, и он сказал:

— Послушай-ка, верблюд, пойдём и начни пахать, как мы, остальные.

— Грб, — сказал верблюд; бык ушёл и рассказал все человеку.

В этот день вечером человек позвал к себе лошадь, собаку и быка и, когда они пришли, сказал им:

— Бедные вы трое, мне очень жалко вас; но верблюд, который говорит только «грб», не может работать; если бы он мог что-нибудь делать, он был бы здесь; поэтому я оставлю его в покое; вы же должны работать в два раза больше, чтобы заменить его.

Трое очень рассердились; они собрали совет на самом краю пустыни; скоро к ним подошёл ленивый верблюд; он пожевал стебель молочая, посмеялся над ними, потом сказал «грб» и опять ушёл.

В это самое время появился джинн, который заведует всеми пустынями; он ехал на катившемся облаке пыли. (Все джинны всегда путешествуют таким образом, потому что они волшебники.) Увидя троих, он остановился, чтобы поговорить с ними.

— Джинн, начальник всех пустынь, — сказала лошадь, — скажи, неужели справедливо, чтобы одно существо ничего не делало, когда весь мир такой новый и молодой?

— Конечно, нет, — сказал джинн.

— Так знай же, — проговорила лошадь, — что в самом центре твоей Воющей пустыни живёт существо (кстати, оно тоже любит громко кричать и реветь), существо с длинной шеей и с длинными-предлинными ногами; оно с утра понедельника ровно ничего не сделало. Только подумай, оно не хочет бегать, как мы, лошади.

— Фюить, — свистнул джинн, — клянусь всем золотом Аравии, это животное — мой верблюд. Ну а что он сказал тебе?

— Он сказал «грб», — ответила собака, — и он не хочет носить тяжестей.

— А верблюд сказал ещё что-нибудь?

— Нет, только «грб», и не хочет пахать, — вставил своё замечание бык.

— Очень хорошо, — проговорил джинн. — Он твердит «грб»? Хорошо же, я ему задам славный «грб», только подождите немного.

Джинн окутал себя пылью, укатил дальше по степи и скоро увидел верблюда. Верблюд ровно ничего не делал и только смотрел на своё отражение в луже воды.

— Ты ленив до невозможности, — сказал ему джинн, — подумай, из-за этого у тех троих с понедельника стало вдвое больше работы.

Сказав это, джинн упёрся подбородком в кулак и стал мысленно говорить волшебные слова.

— Грб, — фыркнул верблюд.

— На твоём месте я не стал бы вечно повторять «грб», — заметил джинн, — мне кажется, ты и так слишком часто говорил это слово. Дудки, полно тебе лентяйничать; принимайся-ка за работу.

А верблюд опять сказал «грб», но едва он закрыл свой рот, как увидел, что его спина, которой он гордился, стала надуваться; она раздувалась все больше и больше, и на ней, наконец, образовался большой горб.

На этой картинке нарисован джинн, волшебник; он начал колдовать, и после этого колдовства на спине верблюда явился горб. Сначала джинн провёл по воздуху пальцем черту, и она стала твёрдой; потом он сделал облако, потом яйцо; яйцо и облако ты увидишь на картинке в самом низу. Сейчас же явилась волшебная тыква, которая превратилась в огромное белое пламя. Вот тогда-то джинн взял свой волшебный веер, стал им раздувать пламя и раздувал его до тех пор, пока оно не превратилось в волшебный костёр. Волшебство джинна было хорошее и доброе, хотя из-за него у верблюда появился на спине горб; но ведь верблюд получил горб только потому, что был очень ленив. Этот джинн присматривал за всеми пустынями; он был один из самых милых джиннов, а потому ни за что не сделал бы ничего по- настоящему недоброго.

Как колдовал джинн, для того чтобы у верблюда вырос горб

Это стоит джинн, который заведует всеми пустынями; он колдует своим волшебным веером. Верблюд жуёт ветку акации; он только что лишний раз сказал «грб» (джинн предупредил его, что не нужно повторять это слово слишком часто), и вот появляется горб. Длинная полоса, которая, видишь, походит на полотенце и поднимается из чего-то вроде луковицы, — волшебное пламя; на его изгибе лежит горб. Горб отлично уместится на плоской спине верблюда. Сам верблюд до того усердно любуется своим прекрасным образом, который отражается в воде, что не замечает происходящего.

Ниже большой картинки — маленькая. На ней нарисован молодой мир. Ты видишь два дымящихся вулкана; несколько других гор; несколько камней; озеро и чёрный остров, а также извилистую реку; ещё разные разности и, наконец, ноев ковчег. Я не мог нарисовать всех пустынь, которыми заведовал джинн, поэтому нарисовал только одну, зато это — самая пустынная пустыня.

Джинн, колдующий над верблюдом

— Видишь, что у тебя на спине? — спросил его джинн. — Этот горб сел на твою спину, потому что с понедельника, то есть с того самого дня, в который началась общая работа, ты ничего не делал. Теперь тебе придётся трудиться.

— Разве я могу работать с таким горбом на спине? — спросил верблюд.

— Это сделано тебе в наказание, — сказал джинн, — и все потому, что ты пролентяйничал три дня. Теперь ты получил возможность работать по три дня подряд безо всякой еды; тебя будет кормить этот горб. И пожалуйста, никогда не говори, что я ничего для тебя не сделал. Уходи из пустыни; отправляйся к тем троим и веди себя хорошо. Иди же.

И верблюд поднялся и пошёл к троим, унося на своей спине свой собственный горб. С тех пор и до нынешнего дня верблюд его носит. Верблюд работает, много работает, но все не может наверстать тех трех дней, которые он пролентяйничал в самом начале мира, и до сих пор не научился вежливости.

КАК НА КОЖЕ НОСОРОГА ПОЯВИЛИСЬ СКЛАДКИ

Очень давно на необитаемом острове, на Красном море жил один огнепоклонник, перс. Он носил шапку, от которой лучи солнца отражались с такой яркостью, какую редко увидишь даже на востоке. Человек этот жил на самом берегу Красного моря, и у него не было ничего, кроме шапки, ножа и печки с плитой; знаешь, из тех, до которых никогда не следует дотрагиваться. Раз он взял муки, воды, сушёных слив, изюму, сахару и сделал из этих вкусных вещей огромный сладкий хлеб в два фута ширины и в три фута высоты. Это была замечательно вкусная вещь, сказочный хлеб. Пёк он его, пёк, и, наконец, сладкий каравай славно зарумянился, и от него пошёл приятный запах. Человек собрался поесть своего хлеба, но как раз в эту минуту из совершенно необитаемой середины острова пришёл носорог. На его носу сидел рог; глаза же зверя походили на свиные глазки. В те времена кожа носорога плотно облегала все его тело. На ней не было ни одной складочки или морщинки. Он был совсем такой, как носороги в игрушечном ноевом ковчеге, только, понятно, гораздо больше их. А все-таки он не умел вести себя прилично; плохо ведёт себя он и теперь, и у него всегда будут дурные манеры.

Здесь нарисовано, как перс начинает есть свой сладкий хлеб на необитаемом острове, на Красном море, в очень жаркий день; нарисован также носорог; он пришёл из совершенно безлюдной центральной части острова, которая, как ты можешь видеть, состояла из скал. Кожа носорога совершенно гладкая; три пуговицы, которыми она застёгивается, сидят внизу, поэтому ты и не можешь их видеть. Извивающиеся вещи на шапке человека — солнечные лучи, которые отражаются с более чем восточным великолепием; если бы я нарисовал настоящие лучи, они наполнили бы всю картину. В сладком хлебе — изюм. Круглая вещь, вроде колёса, лежащая на песке спереди, колесо одной из колесниц Фараона, на которых он и его воины хотели переправиться через Красное море. Огнепоклонник нашёл это колесо и оставил его у себя для игры. Человека этого звали Пестонджи Бомонджи; носорога же звали Сопуном, потому что он дышал ртом, а не носом. На твоём месте я не спрашивал бы ничего насчёт печки с плитой.