медведей, ни бешеных собак, ни белой горячки. Этого добра в округе испокон веку было хоть задом ешь. Местные опасались только милиции, да и то по причинам отнюдь не метафизического, а самого что ни на есть материального свойства. В приснопамятные советские времена народ постоянно что-то воровал – не от хорошей жизни, конечно, – и до сих пор сохранил перед людьми в погонах атавистический ужас. Да и милиция тут всегда была насквозь коррумпированная, эдакая сама себе мафия, и кого угодно могла посадить за что угодно, или вовсе ни за что.
Короче говоря, если местные вздумали чего-то всерьез бояться, значит, оно пострашнее милиции будет. Выходит, и самому немного поберечься не зазорно.
С этими невеселыми мыслями Лузгин навьючил на себя рюкзак, приспособил ружье на одно плечо, и зашагал по грейдеру, держась самой его середины.
Через два часа, обходя берегом озера потенциально опасное для жизни село Филино, он наткнулся на бешеную собаку.
Небольшого роста черная с рыжим псина, некогда лохматая, а теперь облезлая, трусила Лузгину навстречу по узкой тропинке.
Запаленное дыхание и вся морда в пене.
Лузгин сполз с тропинки задом, выставив перед собой ружье.
Собака покосилась на человека мутным заплывшим глазом и, хрипя, будто загнанная лошадь, пробежала мимо.
– С-с-сука! – прошипел Лузгин ей вслед, защелкивая предохранитель.
Хвост удаляющейся собаки весело торчал вверх.
Лузгин сам уже шел в одной рубашке и все равно потел. А каково было по жаре псу, хоть и облезлому… Тут не то, что вспенишься – закипишь.
– Бля! – выдохнул Лузгин, доставая трясущейся рукой сигареты и ощущая всем телом, как бешено колотится сердце.
Больше он до самого Зашишевья никого не встретил.
К концу дороги Лузгин совершенно запарился и похудел минимум на килограмм. Можно было, конечно, по пути окунуться в три озера и две речки, но не терпелось поскорее добраться до места и выяснить, что за аномалия там приключилась. Большое и удивительно чистое Шишево, вдоль которого село лежало, и то Лузгина не соблазнило – он наспех голову в воду окунул с мостков, да шею намочил. В это озеро не хотелось нырять. Отсюда слышно было: ой, нехорошо на берегу.
Ничего слышно не было.
В нормальном состоянии даже такое умирающее село, как Зашишевье, производило довольно много шума. Причем не городского, сливающегося в гул, а типично деревенского, состоящего из множества самостоятельных и информативных шумов. Вот лесопилка гудит, вот трактор везет с поля сено, а кто-то в город на грузовике двинул, а там баба матом кроет сволочь пьяную свою… Да и псина какая нет-нет, а гавкнет.
Нынче село то ли вымерло, то ли затаилось.
Лузгин на Зашишевье вышел с юга. Не удержался, срезал угол по лесным тропинкам. Половиной мозга понимая: ох, нарывается – а другой твердо зная, что в жару никакое лесное чудовище на охоту не ходит, оно под корягой прячется и тяжело дышит. И действительно, никто его не загрыз и не испугал. То есть, вздумай Лузгин испугаться, он бы повод нашел, но после встречи со взмыленной собакой ему основательно полегчало. Вспомнил, как велики глаза у страха. И еще – что местные народ сметливый, но малограмотный.
Увидел кто-то мельком что-то. Принял его за черт знает, что. Обозвал непонятно как. И пошел на всю округу байки травить, знай ему наливай. Включается испорченный телефон – кстати, здесь и настоящий-то телефон постоянно сбоит… «Кстати!». Лузгин, неловко извернувшись, сунул руку в боковой карман рюкзака и вытащил мобилу. Нет контакта с сетью. Последний сотовый ретранслятор стоял в городе.
Да и зачем тут ретранслятор? В Зашишевье магазина-то нет уже десятый год. Спасибо, электричество есть.
Итак, Лузгин пришел с юга, и теперь в село входил не с «парадного» края, а по узкой боковой улочке. И сразу же заметил, как прибавилось брошенных домов. Этот конец Зашишевья действительно вымер.
Но дальше-то что?
Будто желая поддержать Лузгина, вдалеке замычала корова. Он прибавил шаг, обогнул угол, и остановился, с облегчением переводя дух.
В селе жили люди. Они даже занимались делом. Братья Яшины, непохожие близнецы, крепкие шестидесятилетние дядьки-пенсионеры, напряженно трудились. Старший, Витя-электрик, висел на высоком столбе, обхватив его «кошками», и ковырялся в телефонном коммутаторе. Младший, Юра-плотник, сидел у подножия столба, и пил водку, заедая ее копченой рыбой. Вите как раз захотелось добавить, но слезать, видимо, было лень – он опустил вниз полевую сумку на длинном ремне, а Юра аккуратно вставил в нее стакан, накрыв его бутербродом с рыбой.
– Ну, братка! – сказал Витя, откидываясь назад, чтобы удобнее было опрокинуть дозу – насколько позволял страховочный пояс, обвивавший столб.
– Ну, братка! – ответил Юра.
Они дружно выпили, причем Юра как раз увидел Лузгина и сделал поверх стакана большие глаза.
Витя у себя наверху закусывал.
– Слушай, Андрюха приехавши! – сообщил Юра хрипло.
– Где? – Витя принялся опасно вертеться на столбе. – О! Андрюха! Етить твою! Приехавши!
– Не приехавши, а пришодце, – поправил Лузгин. – Здорово, отцы.
– Здорово! А чего, где машина-то?
– Маринке оставил.
– Присаживайся. Братка, ну его на хер, слезай давай. Слушай, а Маринка приедет?
– Не приедет, – коротко ответил Лузгин, сбрасывая рюкзак.
– Во как… – сказал Юра понимающе. – Ну, выпей.
Витя спустился вниз, звякая «кошками», подошел к Лузгину и сунул ему мозолистую руку.
– Опять вырос, – оценил он. – И куда вы растете!
– Да куда мне расти, тридцать лет уже. Все ты шутишь, дядь Вить.
– Ско-олько?
– Тридцать.
– Это сколько же мне тогда?!
– Слушай, ты посуду давай, – напомнил Юра.
– На.
– Ну… Вот. Держи, Андрюха. С приездом.
– С приездом, – согласился Лузгин, опасливо заглядывая в стакан и заранее передергиваясь. Этикетка на водочной бутылке внушала сомнение даже издали, а уж вблизи… И налили ему сто граммов верных. Здесь по-другому не умели наливать. Не понимали, зачем. И вправду зачем, смысла ведь никакого. Пить надо чтобы выпить.
Водка оказалась мерзкая, да еще и теплая. Наверное поэтому она тут же, ударом, треснула в голову. Лузгин присел на траву и достал сигареты.
– Вы сейчас курите? – спросил он. Близнецы лет пять назад на спор вместе бросили курить. Кто первый закурит, с того ящик.
– Не-а, – мотнул головой Юра. – Этот-то смолит втихаря, я подозреваю…
– Чего-о?
– Молчу. Слушай, Андрюха, ты рыбки попробуй. Отличная рыбка.
Лузгин попробовал. Рыбу есть было можно, ее почти докоптили.
– Хорошая, – кивнул он. – Сами… настреляли?
Прислоненную к забору двустволку Лузгин сразу заметил, просто не знал, как о ней спросить.
Братья переглянулись.
– Слушай, а давай еще по одной, – предложил Юра. – Там и осталось-то всего ничего.
– Да мне же идти дом открывать. Мести, вытряхивать, мыть, воду таскать – возни на три часа… Может,
