Мы шли со скоростью чуть ли не двенадцать, что для нас фактически было пределом.
Наш пленник шепотом ругнулся и застонал.
— Ну а теперь, — сказал я, — будьте любезны, предъявите ваши полномочия.
— Знак воинского ранга, — уточнил Паикрофт.
— Я констебль, — сказал наш гость и брыкнул ногой.
Судя по сапогам, он и впрямь обошел добрую половину сассекских пашен, но сапоги не удостоверение личности.
— Предъявите ваши полномочия, — повторил я сухо. — Чем вы докажете, что вы не пьяный бродяга?
Предчувствия меня не обманули. Он не захватил с собой значок или где-то потерял его.
— Если вы мне не верите, едемте в Лингхерст! — Эта формула в его устах звучала почти как припев национального гимна.
— Да не могу я колесить через все графство каждый раз, когда какой-то вымогатель вздумает объявить себя полисменом.
— Но это совсем близко! — не унимался он.
— Скоро будет далеко, — возразил Хинчклифф.
Констебль гнул свою линию, я свою, а Паикрофт неодобрительно слушал реплики полисмена.
— Если бы он был чистопородным буром, то и тогда не заслужил бы лучшего обращения, — произнес он наконец. — Вот представьте, что я дама в интересном положении, — он ведь просто уморил бы меня такими выходками.
— Жаль, что не могу этого сделать. Эгей! На помощь! На помощь! На помощь! Эй! Эй!
В пятидесяти ярдах впереди, там, где дорога пересекалась с обсаженным изгородью проселком, наш узник увидел констебля в форме, но тут же вынужден был замолчать, ибо Хинчклифф так резко свернул на проселок, что мы чудом избегли крушения, проскользнув мимо грузно бежавшего к нам второго полицейского.
Мне показалось, что наш пассажир и его сообщник в форме обменялись улыбками, когда автомобиль свернул к востоку на все суживающийся тенистый проселок.
— Ну, теперь вам вскорости вправят мозги, — твердо пообещал наш гость. — Сами влезли в ловушку, себя и вините. Мы ни слова не ответили. Хинчклифф открыл до отказа регулятор, автомобиль наддал как следует, и вдруг нежданно-негаданно наш проселок — в Сассексе таких два или три — уткнулся в обрыв.
— Ах, пропади ты пропадом! — крикнул Хинчклифф и нажал на тормоза, но шины беспомощно скользили по сырой траве, и мы спускались все ниже и ниже в поросшую молодыми деревьями рощицу. Новый кошмар пришел на смену предыдущему, и, дополняя картину, в пятидесяти ярдах впереди, преграждая нам путь, журчал ручей. По ту сторону оврага бархатисто-зеленый проселок, где в траве шныряли кролики, кудрявился папоротник, поднимался вверх полого, зато совсем иначе он выглядел позади нас. Сорока лошадиных сил никак не хватало, чтобы втащить наверх по крутому травянистому обрыву наш паровик на мокрых надувных шинах.
— Гм! — многозначительно крякнул наш гость. — Очень многие автомобили норовят сюда свернуть… Но возвращались все до единого. И мы их ловили.
— Иными словами, тот хлыщ, которого я чуть не сшиб, уже чешет сюда?
— Точно так.
— И ты думаешь, — сказал Пайкрофт (тщетны были бы попытки передать презрение, звучавшее в его словах), — это хоть на йоту что-нибудь изменит? Вылезай!
Констебль с готовностью повиновался.
— Видишь те поставленные торчком реи? Словом, тот вигвам. Ну жерди, деревенщина! Бегом марш за этими жердями.
Констебль припустил. Пайкрофт следом. Они достигли полного взаимопонимания. Чуть поодаль у ручья виднелся штабель переносных плетней, оставленных после мытья овец, а поперек русла были положены для перехода большие камни. Хинчклифф соорудил из них подобие мостовых опор; я приволок плетни; и, когда Паикрофт и его подручный перебросили через ручей штук двенадцать жердей, я свалил поверх всего плетни.
— Подступы к мосту выстлать плетнями, приняв в расчет болотистый характер местности, — сказал Пайкрофт, вытирая потный лоб. — Да, и еще штуки две перебросьте на ту сторону, дабы обеспечить переправу на terros fermior1. Ну а теперь, Хинч, полный пар и ходу! Если рухнет — нам конец.
1 Твердая земля (латин.).
Мы прошли по шатким мосткам и остановились ожидая. Хинчклифф дал полный пар, и авто, как эсминец, ринулся вперед. Раздался треск, мелькнул белый фонтан воды, и вот паровик уже в пятидесяти ярдах над ручьем, в наших объятиях, вернее, мы отчаянно подталкиваем его сзади к песчаной площадке, где наконец перестанут буксовать колеса. От моста осталось только несколько лихорадочно трясущихся жердей и провалившиеся в грязь плетни на подступах.
— Румпель чуть не вырвался у меня из рук, — пропыхтел Хинчклифф. Пай, тебе не кажется, что я провел автомобиль как бог?
— Лично я отродясь не видел ничего подобного, — льстиво вмешался наш пассажир. — Ну а теперь, джентльмены, если вы позволите мне вернуться в Лингхерст, вы обо мне больше ни словечка не услышите.
— Садись, — сказал Пайкрофт. — Мы только что вытолкнули автомобиль на дорогу. У нас с тобой еще все впереди.
— Шутить, конечно, можно, — сказал констебль. — Я сам не прочь немного пошутить, только и шутки имеют свои пределы.
— Мы выйдем за пределы на множество миль, если выдержит эта посудина. Скоро нам нужна будет вода.
Лицо нашего пассажира просветлело, что не ускользнуло от Пайкрофта.
— Да будет тебе известно, — произнес он доверительно, — что бы с нами ни случилось, тебя это не коснется. За исключением одного-двух дау1, нашему флоту не везет с трофеями. Поэтому мы ими не пренебрегаем.
1 Дау — в Индийском океане одномачтовое каботажное судно.
Мы наполнили бак водой в домике на опушке леса святого Леонарда и сделали попытку взобраться на хребет, по другую сторону которого находился Инстед Уик. Зная свой автомобиль, я не сомневался, что недалек тот час, когда он полностью выйдет из строя. Моей единственной заботой было увезти нашего пленника как можно дальше от обитаемых мест прежде, чем это случится.
На Крыше мира — голом плато, поросшем только молодым вереском, автомобиль закончил свою деятельность, залившись бурным потоком слез.
В радиаторе (Хинчклифф три минуты славословил и его, и его создателя) образовалась такая течь, что заделать ее даже мечтать не приходилось; прокладка сдвинулась, водяной насос заело.
Мы окинули безнадежным взглядом длинные бурые хребты, вознесшие нас над равнинной частью Сассекса. На севере туманился Лондон. На юге между крутыми, как спины китов, береговыми уступами виднелся цинково-голубой Ла-Манш. Что до населения, то на всем этом обширном пространстве нам предоставлялся выбор только между коровой и пустельгой.
— Инстед Уик — внизу. Можно скатить автомобиль по склону, — сказал я наконец.
— Тогда этот фрукт пешком доберется до станции. Правда, можно снять с него сапоги, — сказал Пайкрофт.
— Кража, — с жаром произнес наш гость, — отягчающее обстоятельство при оскорблении действием.
— Да повесить его, и делу конец, — буркнул Хинчклифф.
Но нас как-то не влекло к убийству в этот жаркий полдень.
Мы сели на вереск покурить, и вскоре снизу донесся басовитый рокот идущего в гору газолинового автомобиля. Я вначале не обратил на него внимания, как вдруг услышал рев рожка, подобного которому не раздавалось во всех прилегающих к Лондону графствах.
