— Не стоит беспокоить ее из-за таких пустяков, — сказал Пайкрофт; и, прежде чем он кончил панегирик в честь родственных чувств, наших нелицеприятных судилищ и деятельности домашней прислуги, между нами и морем выросли меловые скалы.
— Вон та деревушка расположена, пожалуй, на отшибе, — сказал я, начиная чувствовать голод.
— Нет, — ответил Киш, — оттуда его вмиг довезут до станции… и вообще, не отравляйте мне удовольствие… Три фунта, восемнадцать! Да еще шестипенсовик! Возмутительнейшие придирки!
Я понял, что его терзают воспоминания о каком-то из уплаченных прежде штрафов.
Примерно на долготе Кэссокса Хинчклифф зевнул.
— Высадим мы наконец на какой-нибудь необитаемый остров нашего Роберта? Я тоже хочу есть.
— Капитан желает откатать всю выплаченную им на штрафы сумму, пояснил я.
— Если он ездит так всегда, Роберту причитается немалый куш, — сказал Пайкрофт. — У меня нет возражений.
— Я и не слыхивал о таких вещах. Господи, помоги мне. Слыхом не слыхивал, — бормотал наш гость.
— Так услышишь, — сказал Киш.
Это была первая и последняя реплика, с которой он обратился к констеблю.
Мы проехали через Пенфилд Грин, одурманенные свежим воздухом, ошалевшие от неумолчного гула автомобиля и умирающие от голода.
— Когда-то я здесь охотился, — сказал Киш, проехав еще несколько миль.
Он притормозил в тот самый миг, когда солнце коснулось горизонта. Мы свернули с шоссе и минут двадцать резво прыгали среди деревьев по канавам.
— Покупайте только «вездеходы», — сказал он, въезжая на скотный двор, где одинокий бык грозным ревом откликнулся на наше шумное вторжение. Откройте, пожалуйста, эти ворота. Надеюсь, мостки выдержат.
Доски затрещали под колесами, и мы врезались в густой кустарник.
— Мне, бывало, тоже приходилось рисковать, — сказал Пайкрофт, — но по сравнению с этим человеком я грудной младенец, Хинч.
— Не отвлекай меня, а наблюдай за ним. Вот оно, как говорит Шекспир, широкое образование! Слева по борту упавшее дерево, сэр.
— Отлично. Это моя веха. Держись крепче!
Задрав хвост, как ныряющий кит, автомобиль увлек нас на пятнадцать футов вниз по вьючной тропе, на которой густо переплетались голые корни огромных буков. Колеса перескакивали с корня на корень в полной тьме, которая царила здесь, в тени.
— Где-то тут неподалеку выкопан пруд, — сказал Киш. Он так усердно жал на тормоза, что автомобиль катился вниз, трясясь, как паралитик.
— Прямо по курсу — вода, сэр. Справа по борту груда хвороста и… нет дороги! — выкрикнул Пайкрофт.
— Вот это да! — воскликнул Хинчклифф, когда автомобиль, отчаянно накренившись влево, рванул назад и каким-то чудом ухитрился обогнуть угол нависшей над прудом тропы. — Ему бы еще два винта, и он, наверное, сумел бы сочинять стихи. Все остальное он уже умеет.
— Нас порядком кренит влево, — сказал Киш, — но, думаю, мы все-таки удержимся. По этой дороге редко ездят на автомобилях.
— Да что вы? — сказал Пайкрофт. — Вот жалость-то!
С треском пробившись сквозь чащу густого кустарника, мы вдруг вынырнули на полого поднимающуюся в гору, поросшую папоротником поляну, окруженную девственным, первозданным лесом. Мы выбрались из фиолетово-багровой тени и двинулись вверх, туда, где еще брезжил день. Здесь все вокруг будило ассоциации и чувства такой благоговейной красоты, что у меня повлажнели глаза.
— Бывают галлюцинации от голода? — шепотом спросил Пайкрофт. — Я только что видел, как священный ибис прошелся под ручку с нашим британским фазаном.
— Ну и чего ты всполошился? — сказал Хинчклифф. — Я уже две минуты вижу зебру и не жалуюсь.
Он указал рукой назад, и я увидел изумительно расписанную зебру, которая, раздувая ноздри, шла за нами следом. Автомобиль остановился, и зебра убежала.
Прямо перед нами был маленький пруд, над водой виднелся сложенный из палочек и веток купол, на верхушке которого сидел какой-то тупомордый зверь.
— Это заразительно? — спросил Пайкрофт.
— Да. Я, например, вижу бобра, — ответил я.
— Здесь! — сказал Киш, полуобернувшись к нам с жестом и осанкой капитана Немо.
— Нет, нет, нет! Бога ради… не здесь!
Наш пленник судорожно глотнул воздух, как плывущий по волнам ребенок, когда четыре привычные к делу руки вышвырнули его далеко за борт. Автомобиль беззвучно стал откатываться вниз по склону.
— Глядите-ка! Глядите! Чудеса! — крикнул Хинчклифф.
Что-то щелкнуло, как пистолетный выстрел, — это с крыши своей хатки нырнул в воду бобер, — но мы глядели не на бобра. Наш гость, стоя на коленях, молился четырем кенгуру. Да, не снимая котелка, он стоял коленопреклоненно перед четырьмя животными, чьи огромные, поднявшиеся столбиком силуэты вырисовывались на фоне заката — перед четырьмя самцами кенгуру в самом сердце графства Сассекс.
А мы откатывались все дальше по бархатистой траве, покуда наши задние колеса не коснулись утрамбованной дороги, которая нас привела в мир здравомыслия, оживленных шоссе, а получасом позже к гостинице «Якорь» в Хоршеме.
За обильным ужином последовали возлияния с тостами в честь Киша, который милостиво принял эти знаки благоговения и попутно просветил нас по части некоторых загадочных явлений из области естественной истории.
Англия — поразительная страна, но тем, кто не знаком с причудами наших богатых землевладельцев, трудно вообразить себе, каким образом в ее пейзаж вписываются зебры, кенгуру и бобры.
Когда мы расходились по спальням, Пайкрофт стиснул мою руку и сказал осипшим от волнения голосом:
— Это все вы. Мы полностью обязаны вам. Разве не говорил я, что стоит нам повстречаться in p-p- puris naturalibus, нас пджидает на редкость суматошный денек.
— Это точно, — ответил я. — Осторожней со свечкой.
Он разрисовывал стену дымящимся фитилем.
— Но я вот что хотел бы знать: свыкнется со средой наш паршивец или егерям сэра Уильяма Гарднера придется его пристрелить?
Я думаю, чтобы выяснить это, мы будем вынуждены когда-нибудь еще раз проехать по Лингхерстскому шоссе.
«Вокруг света» 1976 — № 6 — с. 42–49.
Рисунки В. ЧИЖИКОВА
