Часть четвертая
ПОСЛЕДНИЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
Но я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего.
Глава сорок четвертая
ИЗГНАНИЕ
— И он оказался прав.
Тишина наконец-то воцарилась в зале замка Поэнари. Хорвати замолчал. Прекратились вздохи и восклицания, время от времени доносившиеся из исповедальни, в которой находился богомолец.
Заканчивая свой рассказ, венгр говорил все быстрее и быстрее, так что писцы едва поспевали за ним. Теперь они воспользовались паузой, чтобы расслабить пальцы и приготовить новые перья.
Граф подождал немного и продолжил:
— Вот это было только самой малой частью его проклятия. — Он прикоснулся к глубокому морщинистому шраму, зиявшему на месте левого глаза. — Как и предрекал Дракула, я действительно быстро сделал карьеру при дворе. Мое поместье Пек из бедного, забытого Богом закутка превратилось в одно из богатейших владений королевства. Я находился рядом с троном, помогал королю Матьяшу укрепить власть и стать могущественным монархом. Но как бы высоко я ни поднимался, проклятие Дракулы неотступно преследовало меня. Моя жена скончалась в возрасте двадцати пяти лет. Двое наших сыновей тоже умерли. Один от ран, полученных на войне, второй — от страшной заразной болезни. Наша дочь не смогла выносить младенца, которого ждала. Этот ребенок убил ее и сам умер вместе с ней, так и не родившись. Я — единственный и последний представитель рода Хорвати, таковым и останусь до самой смерти.
В зале снова повисло молчание, но вскоре его нарушил другой голос.
— Наверное, человек, обладающий меньшим мужеством и великодушием, не выдержал бы подобных печалей, граф, — мягко произнес кардинал. — Но вы находитесь здесь, с нами и по-прежнему полны желания исполнить клятвы, данные Господу и своему королю.
— Нет, кардинал Гримани, — решительно возразил Хорвати. — Вся моя жизнь прошла в служении им. Я отдаю свой долг власти земной и небесной, но хотел бы исполнить другую клятву, ту самую, от которой отступился, принесенную брату по ордену. Из-за нее я был проклят! — Он взглянул на итальянца. — Ваше преосвященство, я осмелюсь напомнить, что вы являетесь судьей. Простите князя Дракулу! Может быть, после этого его проклятие утратит свою силу, я тоже буду прощен, а знамя Дракона снова высоко поднимется.
Гримани отвел взор. Он не мог выдержать взгляда единственного глаза, блестевшего на лице графа, и той безмолвной мольбы, которая выражалась в нем.
— Этот вопрос нам еще предстоит решить, — поспешно ответил легат. — Причем довольно скоро. Похоже, что вся история о князе Дракуле близится к завершению. Я предлагаю ускорить ее изложение. — Он бросил взгляд на узкое оконце, утренний свет за которым становился все ярче. — Это необходимо для того, чтобы я еще засветло отправился к Папе с рассказом обо всем, что услышал здесь. А еще… — Кардинал помедлил. — Меня не оставляет любопытство по поводу некоторых деталей, которые пока остаются не разъясненными. Вот вы, брат Василий. — Он взглянул на самую дальнюю исповедальню. — Где были вы? Из слов Дракулы, сообщенных нам вами же, следует, что вы отстали от него где-то в пути. Так это или нет?
Отшельник кашлянул.
— Я узнал о том, что произошло в соборе, и присоединился к тысячам беженцев, которые покидали Тырговиште, услышав о приближении турецкой армии.
— То есть вы не видели эту так называемую свадьбу и казнь?
— Нет, не видел.
— Однако вы помогали двум остальным свидетелям в подробностях описать все, что там происходило.
— Что вы имеете в виду, ваше преосвященство? — поинтересовался граф.
— Только то, что даже этот свидетель, которому положено знать о душе Дракулы все, частенько передает нам лишь то, что слышал от других людей. Точно так же и второй свидетель говорит с нами устами этого турка, Хамза-паши. — Гримани указал на исповедальню, в которой находился Ион.
— Но я знал его, — запротестовал тот. — Я часто навещал его в его камере.
Ни кардинал, ни граф не обратили внимания на его возражения.
— Что же из этого следует? — спросил Хорвати.
— То, что все их свидетельства нельзя безоговорочно принимать на веру, — ответил кардинал.
— Но разве мы решили выслушать всех троих не для того, чтобы из разных мнений составить одно, самое достоверное?
— Что ж, это правильно. — Итальянец откинулся на спинку кресла. — Я всего лишь позволил себе высказать такое замечание для протокола. Человеческое мнение всегда субъективно. Так что выводы, которые мы сделаем из всего услышанного, должны быть нашими собственными, — заключил он с улыбкой.
— Да. — Хорвати кивнул. — Все мы хотим именно этого.
— Я согласен.
Петру, куда менее искушенный в политике и интригах, верил в простые и непреложные истины.
— Но этот человек был духовником князя, — возразил спатар. — Он говорит о том, что слышал сам. Да, раскрытие тайны исповеди — тяжкий грех, но все же мы обязаны верить в правдивость того, что ему известно. Человек не станет лгать своему духовнику во время исповеди.
— Неужели? — Кардинал Гримани покачал головой. — Я знал людей, которые сильно преувеличивали свои грехи, надеясь на то, что если они будут прощены, то это даст им некоторые преимущества в будущем. Раз уж тяжкий грех прощен, то можно потом совершать те, которые полегче.
— Возможно, ваше преосвященство, это и верно для римской церкви. — Тут Петру явно перегнул палку.
— Это верно для всего рода человеческого, спатар, — поспешил вмешаться граф. — Я уверен в том, что и турки частенько поступают так же, хотя используют для этого свои ритуалы. Многие находят успокоение, заранее выговорив себе прощение. — Он кашлянул, прочищая горло. — Однако замечание было высказано и зафиксировано в протоколе. Я согласен с его преосвященством. Нам следует поторопиться. К слову, мне тоже кое-что неясно, святой отец. — Он повернулся к исповедальне. — Где вы снова присоединились к Дракуле?
— Я пришел к нему в тюрьму, — послышался хриплый голос. — В Вышеграде.[14]
— Он снова был заперт в клетке, как пойманный зверь, — негромко проговорил Гримани.
— Но это было совсем не похоже на Токат, — откликнулся Хорвати. — Дракула жил скорее во дворце, чем в тюрьме. Никаких решеток на окнах. Прекрасный сад в итальянском стиле. А какая местность вокруг! В лесах бесчисленное множество дичи, на которую можно охотиться с собаками и ястребами. Да. — Граф кивнул. — Там можно было жить с удовольствием.
