расходовать зря родниковую воду (Пижоны! Зубы в озере почистить не могут!), понимая, что организовать какое-то мероприятие — дело тонкое и сложное, а организовать двести лесбиянок — нереальное, поэтому требующее уважения и некоего пиетета перед мужеством Елены. Совковая выучка, походно-геологические (а ведь это же целая субкультура!) прибамбасы, куда уж молодняку раздолбайскому до истинных ценностей.
Еще я впервые стала свидетелем лесбийской свадьбы. Белый верх (футболки), темный низ (штанцы), шампанское, крики «Горько», поздравления…
— Сколько им лет? Двадцать? — спросила у меня собеседница.
— Может и меньше.
— Ну, понятно…
А что тут еще скажешь? Обвенчанные Еленой на Селигере юные влюбленные, может быть в этом и есть свой определенный кайф. Во всяком случае, на мой взгляд, это смело и прикольно, но наталкивает на грустные размышления на лоне природы о бренности всего сущего, и вздыхаешь себе тихонечко, маскируя цинизм тактичной улыбкой, мол, пущай себе играют в свадьбу, а что нам всем еще остается? Дай Бог счастья им, романтичным.
Еще я лишний раз поняла, что взаимовыручка и искреннее дружеское участие в походных условиях бесценно, когда мне, не взявшей с собой туристический коврик — «пену», добрые люди устроили королевский ночлег, одолжив надувной матрас, спасательные жилеты и теплое одеяло. Питерская интеллигенция вела беседы о кризисе современного искусства, московская таковых не вела, но отлично играла в футбол. С погодой неожиданно повезло. Слет удался.
Я почти ни о чем не размышляла, разглядывала сосны, непересекающимися параллельными прямыми росшие, слушала, не вникая, разговоры. Красота летней природы маячила на периферии восприятия, даже, пожалуй, раздражала тем, что я так и не могла в нее погрузиться, потрогать ее, восхититься ею от души. Она просто была вокруг, и мне это было — безразлично.
Я долго мучилась, прежде чем рассказать Светке о последней неделе своей жизни. Но, все-таки, рассказала.
— И что теперь? — Светка, молча выслушав меня, озвучила вопрос, который висел надо мной Дамокловым мечом, зацепившимся в сосновых ветках, сброшенным кем-то умным прямо с облаков.
— Я не знаю, правда.
— Ну, с другой стороны, тебя никто не обязывает что-то решать молниеносно, — Светка вздохнула. — А, вообще, везет тебе.
— Почему это? Хотя, да.
— Я уже который месяц мечтаю именно о таком, ну, понимаешь, о нормальной девушке, умной, красивой, с которой будет интересно. Знаешь, как достало одиночество?
— Ну, в клуб сходи.
— Ты там была? Нет, — Светка подняла руку, чтобы остановить мои возражения, — я не говорю, что там все уродины или дуры, но, реально же, приходишь, берешь себе пива, сидишь, рассматриваешь всех. Не к каждой понравившейся еще и подойти можно. А чаще — напиваешься и сваливаешь, вот и вся любовь. Или в Интернете сидишь, на «одноклассниках» тех же. Я тут с одной переписывалась пару недель, красивая девчонка.
— Ну? Я все пропустила со своими приключениями.
— Да ничего ты не пропустила, нечего пропускать. Решили встретиться. Прихожу, а она в три раза толще, чем на своих фото.
— Ну, Светк, ты несправедлива. Ты и сама, прости, не тростиночка.
— Спасибо, друг. Но что поделать, если мне нравятся именно стройные девушки.
— И что ты сделала?
— Ничего, погуляли, поговорили о какой-то фигне. Я ушла. А она потом звонила еще неделю, смс писала, пока я не объяснила ей причину.
— Так и сказала что ли? — Я возмутилась, представив, каково любой девушке слышать: «Извини, но ты малость того, толстовата для меня».
— Ну почти. Сказала, что не могу с собой ничего поделать, что она, конечно, человек хороший, но мне нравятся худенькие.
— Ужасно. Ты, Светка, чудовище! Не могла придумать что-нибудь другое?
— Неа, мне лень было. Она обозвала меня любительницей анорексичек и послала куда подальше.
— Правильно и сделала.
— А что, думаешь, раз я одна, то должна кидаться на кого попало?
— Да не в этом дело, просто жалко девушку. Мне бы кто сказал, что я слишком толстая, или, что у меня, например, нос кривой, я бы, может быть, и комплексовать начала.
— У тебя и так сплошные комплексы. Тебе бы думать поменьше, может быть, и жилось бы получше.
— Гениально. Ты, друг мой, гений.
— Да ладно, хватит тебе. Понятно, что все не так просто. А с Женькой вы вообще не общаетесь?
— Совершенно. Уже недели три, как минимум.
Светка потянулась за валяющимися рядом сухими ветками, чтобы подкинуть их в костер.
— Скучаешь?
— Даже не знаю. Иногда — очень. Но — смысл? Ты ее видела?
— Конечно. Я у нее ночевала несколько раз. Недавно ездили в клуб вместе.
— Ничего себе! Ну и как? Как у нее настроение? Наверняка, зажгла там, в клубе?
— Ревнуешь?
— Ну, да. Ревную еще.
— Можешь не ревновать. Сидит твоя Женька дома по вечерам, одна как перст. Пьет виски. Играет в компьютерные игры. И в клубе она весь вечер просидела за столиком.
— Не может быть.
— Знаешь, я, конечно, не вмешиваюсь никогда. Тем более, вы обе — мои подруги. Но. Может, зря вы так? Может быть, вам, все-таки, не расставаться?
— Светк, ты же сама, помнишь, уговаривала меня, что с этим человеком мне нечего делать. Ты же сама считала, что у нас ничего не получится.
— Ну да, раньше считала, теперь — нет. Она, правда, изменилась очень. Если бы мне кто-нибудь год назад сказал, что Женька станет такой, я бы не поверила. Ей, правда, никто не нужен, кроме тебя. Она ни с кем не встречается. Я уже ей говорю, да и не я одна, что пора бы и развеяться. Найти себе кого-нибудь, хотя бы просто, чтоб переключиться.
— А она? — Мне было очень радостно это все слушать. Я даже не ожидала, что — настолько. Я представила себе Женьку, сидящую перед телевизором вечером, или работающую за своим компьютером. И что-то во мне совсем загрустило.
— А она говорит, что ей просто не хочется. Что ей никто не интересен. Что она и думать не может о том, чтобы с кем-то сейчас переспать. Она тебя любит. Очень. Ты ей не говори пока, что ты тут… с Кирой… Даже, если вы начнете серьезно встречаться. Мне кажется, Женька сейчас этого не переживет.
— Давай котелок повесим. Сходишь за водой, а я пока картошку почищу.
— Сменила тему?
— Нет, просто есть хочется, — улыбнулась я.
— Я смотрю, у тебя настроение поднялось, — ехидно отметила Светка. — Все-таки, тебе не так и безразлично, как Женька к тебе относится.
— А толку-то? — я немного разозлилась. — Если, когда мы рядом, моментально начинается война.
— Она думает. Правда. Она понимает, что была не права.
— Мы все это понимаем, когда теряем то, что не хранили, — Я швырнула в костер сосновое поленце с маленькими веточками, огонь затрещал, выбросив в темное пространство маленький салют искр. — Мы, правда, пытались, Светкин, и понимать, и терпеть. Но мне кажется, ей хорошо только тогда, когда я пляшу
