В полумраке блеснули широко распахнутые глаза Джироламо.
– На перстне был такой же узор.
– Я думаю, две арки изображают скинии главного алтаря верхней и нижней церкви, – объяснял Конрад. – хранится святая святых, освященное тело Господа нашего, как в первой скинии хранились скрижали Моисея. Фигура с нимбом, заключенная в крипте под нижней аркой, – святой Франциск. Мы сейчас стоим прямо на его могиле.
Джироламо пожевал ноготь. Он явно не был убежден.
– Пожалуй, возможно. Но чтобы сдвинуть алтарь и начать раскопки, мне нужны гораздо более надежные доказательства.
– Но что-то же надо делать! – в отчаянии проговорил Конрад. – Вы могли бы заставить епископа Иллюминато признать истину. Надо вернуть легендам цельность!
Его клещами сжимали сомнение и жалость к себе. Неужели эти три года прошли даром? Неужели он зря отдал безмятежность души, молодость и половину зрения? Все зря?
– Я не убежден даже, что в том есть необходимость, брат, – ответил ему Джироламо, – как и в том, что епископ Иллюминато захочет подтвердить твои слова.
Он опять заложил руки за спину и медленно пошел вокруг алтаря, разглядывая плитки пола и основание камня, словно видел их впервые.
– Вот чего я от тебя хочу, фра Конрад, – заговорил он, вернувшись к исходной точке. – Ты ничего не должен говорить о своих открытиях – до празднества Святых Стигматов, которое состоится через две недели. Это еще и пятидесятая годовщина со дня, когда святой Франциск обрел стигматы, так что здесь соберется весь христианский мир – вплоть до папы Григория, если ему позволит здоровье. Мы готовились к этому дню много месяцев, и нам сейчас ни к чему осложнения. Это ты можешь мне обещать? Или я должен приказать тебе хранить молчание во имя святого послушания?
– Почему бы просто не приказать мне молчать вечно, как приказал Элиас фра Лео?
Джироламо стиснул плечо отшельника и раздельно выговорил:
– Потому что, честно говоря, я склонен тебе верить; потому что я знаю, что ты выстрадал ради открытия завещанной тебе Лео истины; и в особенности потому, что я предпочитаю добровольное повиновение.
Две недели... Говорит он то, что думает? Или это только отсрочка, пока генерал ордена не придумает, как заставить его замолчать навсегда?
Он переступил с ноги на ногу, не решаясь заговорить о внутреннем, духовном – но положение требовало, и он с запинкой сказал:
– Фра Лео являлся мне в видении – в ту ночь, когда я получил его письмо. Он повторил приказ открыть правду, содержавшийся в послании. Но он явился мне не один. С ним был святой Франциск, словно желавший своим присутствием подтвердить настояние Лео.
– И что сказал он? Конрад понурил голову.
– Ничего. Ни слова, хотя я ощутил волну его безграничной любви.
– Ив том, быть может, ты найдешь корень своих мучений. «Бог бичует того, кого Он любит». Во всяком случае, даю тебе слово, после празднества мы вернемся к этому разговору.
– Здесь?
– Здесь, если пожелаешь, или у меня в кабинете. Ты напрасно боишься меня. Я не тиран. Я не стану отрезать тебе язык или вырывать оставшийся глаз, если ты станешь упорствовать. Но мне нужны две недели. Что скажешь? Ты дашь мне этот срок?
Конрад сложил руки и низко склонился перед своим начальником.
– По принуждению – нет. Но из уважения к вам – да. На две недели вы можете рассчитывать.
Он преклонил колени перед алтарем с золотой скинией, склонил голову к святым останкам, которые – он знал теперь – покоятся внизу, и снова захромал в тень.
Острый запах горелого дерева еще держался в переулке у дома Аматы – запах зимнего утра, а не теплого сентябрьского денька. По глазам маэстро Роберто, отворившего ему дверь, отшельник понял, что в доме беда. Чтобы избавить хозяйку от горестного рассказа, Роберто прямо вывел его во внутренний дворик и указал на руины галереи. Пио тем временем помчался искать Амату, и та вскоре вышла к мужчинам, стоявшим у фонтана.
Конрад, различив среди углей, сваленных в кучу, обгорелые останки письменной конторки, только молча покачал головой. От запаха гибели першило в горле и туманились мысли. Он не сразу заметил стоящую рядом девушку, а когда заметил, не решился задать рвавшийся с языка вопрос. Теперь, когда генерал ордена остановил исполнение второго дела, порученного ему Лео!
– Свитка и следа не нашли, – сама сказала Амата. «Кого Он любит, того бичует», – повторил про себя Конрад.
– Как это случилось? – спросил он вслух. Девушка ссутулилась.
– Джакопоне винил во всем ангела.
– Разве что подручный падшего ангела, Люцифера, мог совершить подобное.
– Джакопо сказал: angelus Domini. Но ты ведь знаешь, его разум помрачен.
– Я должен с ним поговорить, – сказал Конрад.
– Его нет, брат, – ответил Роберто. – Ищи ветра в поле. Он снова впал в безумие.
– А фра Салимбене и фра Дзефферино?
