Европеец

орбиту комета, величиною равная нашему шару, вероятность будет в две тысячи триста двадцать один миллион против единицы, что они столкнуться не могут; следов<ательно> боязливые умы не имеют причин беспокоиться. По верному расчету явствует, что комета будет в перигелии 27 ноября. Самое ближнее расстояние ее от Солнца будет тогда в 30 291 000 миль; 7 октября будет она в самом ближнем расстоянии от Земли, в 18 526 500 миль. Из всех известных комет ближе всех к Земле нашей были кометы в 1680, 1684 и 1826 годах; первая из них находилась от нас в 160 800 милях и не причинила никакого расстройства на земном шаре.

Может статься, что обе кометы, Энке и Бьела, пройдут незамеченные особами, невооруженными хорошими телескопами. Пусть те утешатся и терпеливо подождут 1835 года. Тогда явится большая Галлеева комета, в нынешнем периоде своем имеющая 27,997 дней. Она великолепно сияла над землею в 1436-м, в 1531, 1607, 1682 и 1759-м годах и, вероятно, с тем же блистательным сиянием явится и в 1835 году: видима будет во всей Европе и подойдет на самое близкое расстояние к Солнцу около 7 ноября, немного прежде и весь следующий месяц блестеть она будет своим огромным хвостом. Эта комета, столько раз пугавшая невежество, будет гораздо красивее и замечательнее кометы 1811 года, о которой многие сохраняют еще ясное воспоминание.

Европеец. № 3

I. Божий суд

Был непорочен душой Фридолин; он в страхе господнем
Верно служил своей госпоже, графине Савернской,
Правда, весело было служить ей: она добронравна
Столь благосклонна графиня была, но и тяжкую должность
С кротким терпением он исполнял бы, покорствуя богу.
С самого раннего утра до самыя поздния ночи
Был он всечасно на службе ее, покоя не зная;
Если ж случалось, сказать ей ему: «Фридолин, успокойся!» —
Слезы в его появлялись глазах: за нее и мученье
Было бы сладостно сердцу его, и не службой считал он
Легкую службу. За то и его отличала графиня;
Вечно хвалила и прочим слугам в пример подражанья
Ставила; с ним же самим она обходилась как с сыном
Мать, не так как с слугой госпожа. И было приятно
Ей любоваться прекрасным, невинным лицом Фридодина,
То примечая, сокольничий Роберт досадовал; зависть
Грызла его свирепую душу. Однажды, с охоты
С графом вдвоем возвращался в замок, Роберт лукавым
Бесом прельщенный, вот что сказал господину, стараясь
В сердце его заронить подозрение: «Счастьем
Бог наградил вас, граф-государь; он дал вам в супруге
Вашей сокровище; нет ей подобной на свете; как ангел
Божий прекрасна, добра, целомудренна; спите спокойно:
Мыслью никто не посмеет приблизиться к ней». Заблистали
Грозно у графа глаза. «Что смеешь ты бредить?» — сказал он.—
Женская верность слово пустое; на ней опираться
То же, что строить на зыбкой воде. Берегися как хочешь:
Все обольститель отыщет дорогу к женскому сердцу.
Вера моя на другом, твердейшем стоит основанье:
Кто помыслить дерзнет о жене Савернского графа!»
«Правда, — коварно ответствовал Роберт, подобная дерзость
Только безумному в голову может зайти. Лишь презренья
Стоит жалкий глупец, который, воспитанный в рабстве,
Смеет глаза подымать на свою госпожу и, служа ей,
В сердце развратном желанья таить.» — «Что слышу! — воскликнул
Граф, побледневши от гнева, — о ком говоришь ты? И жив он?» —
«Все об нем говорят, государь;, а я, из почтенья
К вам, полагая, что все вам известно, молчал. Что самим вам
В тайне угодно держать, то должно и для нас быть священной
Тайной». — «Злодей, говори! — в исступленья ужасном воскликнул
Граф! Ты пропал, когда не скажешь мне правды! Кто этот
Дерзкий?» — «Паж Фридолин; он молод, лицом миловиден
(Так шипел предательски Роберт, а графа бросало
В холод и жар от речей ядовитых). Возможно ль чтоб сами
Вы не видали того, что каждому видно? За нею
Всюду глазами он следует; ей за столом, забывая
Вас, с усердием он служит; за стулом ее, как волшебной
Силой какою окован, стоит он и рдеет.
Он и стихи написал и в них перед ней признается
В нежной любви». — «Признается!» — «И даже молить о взаимном
Чувстве дерзает. Конечно, графиня, по кротости сердца,
Скрыла от вас, государь, безумство такое, и сам я
Лучше бы сделал, когда б промолчал: чего вам страшиться?»
Граф не ответствовал: ярость душила его. Приближались
В это время они к огромной литейной палате:
Там непрестанно огонь, как будто в адской пучине,
В горнах пылал, и железо, как лава кипя, клокотало;
День и ночь работники там суетились вкруг горнов,
Пламя питая; как вихорь, взвивалися искры; свистали
Страшно мехи; колесо под водою, средь брызжущей пены
Тяжко вертелось; и молот огромный, гремя беспрестанно,
Сам, как живой, подымался и падал. Граф, подозвавши
Двух из работников, так им сказал: «Исполните в точности
Волю мою; того, кто первый придет к вам и спросит:
Сделано ль то, что граф приказал? — без всякой пощады
Бросьте в огонь, чтоб его и следов не осталось». С свирепым
Смехом рабы обещались покорствовать графскому слову.
Души их были суровей железа» С удвоенным рвением снова
Начали снова работать они и, убийством заране
Жадную мысль веселя, дожидались обещанной жертвы.