— Ну вот! Теперь у французского духовенства появился отличный повод для злорадства!
Денон покосился на ультрамариновое небо за окном.
— Кроме того, я знаю о вашей поездке на Святую землю.
— Да, я спал в Назарете и стоял на том самом месте, где Гавриил посетил Деву Марию!
— Похоже, этих благочестивых поступков для вас оказалось недостаточно.
— Само собой, — кивнул Бонапарт, удивленный тоном художника. — Куда же сейчас без военных мерзостей.
— Мне говорили, — продолжал Денон, — что в Яффе было особенно мерзко.
Наполеон не любил вспоминать о неприятном эпизоде, в ходе которого тысячи турецких военнопленных были расстреляны, забиты прикладами или же изрублены на куски, но и не собирался стыдиться случившегося.
— Весьма сожалею, — произнес он, — однако нужно быть самоубийцей, чтобы связываться с людьми подобного сорта. Думаете, я зря просиживал штаны в военном училище, оканчивал Парижскую военную школу?
Снаружи донесся грохот: пиротехники вовсю готовились к празднику пророка. Денон откашлялся.
— По моим сведениям, и в Каире тоже не обошлось без военных мерзостей.
— Всего лишь очередное восстание; я его быстро усмирил.
— Отрубив немало горячих голов, если верить молве.
— Ну разумеется. — Наполеон сощурил глаза. — Да что такое, старина? Может, вы перегрелись на солнце?
— С чего вы взяли?
— Кажется, я слышу неодобрение? Какая муха вас там укусила? Откуда этот менторский тон?
— Менторский тон? Дорогой генерал, я-то думал, что говорю, как обычно. Вернее даже, с большим восхищением. Теперь уже ясно: мантия фараона пришлась вам впору.
— Мантия фараона? А что, и вправду похоже?
— Так и видишь на этом челе золотой венец, ваша божественность.
Наполеон почувствовал, что совершенно сбит с толку. Еще недавно его забавляли препирательства со старым ворчуном, но теперь между ними словно черная кошка пробежала. Впрочем, сарказм художника соответствовал его виду — уж очень Денон исхудал, почернел на солнце и вообще переменился.
— Хватит уже обо мне! — с грубым хохотом воскликнул главнокомандующий. — Расскажите о вашем походе. Где вы успели побывать?
— От Александрии до Асуана, и всюду в моих ушах гремели ваши пушки.
— Надеюсь, вы не уставали задавать вопросы?
— У меня весь язык в мозолях.
Наполеон ухмыльнулся.
— Я тоже расспрашивал, и немало, не только здесь, но и на Святой земле.
— Как я понимаю, без успеха?
— Молчат или отвечают загадками.
Денон сочувственно кивнул.
— Ну а вы? — спросил Наполеон, встревоженный изможденным видом художника. — Как все прошло?
Денон опять посмотрел за окно: в небесах проклевывались первые звезды.
— Я видел много чудесного.
— Много… чертогов?
— О да, и великолепных.
— И что же?..
— Что?
— Старая развалина! Вы будете говорить или нет?
Денон кивнул на папку.
— Мой дорогой генерал, тут все записано.
Не сводя с художника недоуменного взгляда, Наполеон распустил завязки, достал увесистую пачку истрепанных по краям листов — почти две сотни эскизов, выполненных чернильным пером, углем, акварелью, а также оттиски, полученные методом притирания, — и шумно пролистал их с возрастающим нетерпением.
— Замечательно, — выдохнул он. — Великолепно. — И поднял глаза. — Только сначала, дорогой Виван, скажите, что именно я вижу перед собой.
— Храмы, храмы, храмы… — В голосе художника звучала страшная усталость. — В Дендере, в Карнаке, Элефантине… Повсюду. Гробницы — их тоже множество. Статуи-колоссы. Древние крепости. Темные, неприветливые строения, испещренные таинственными символами незнакомых созвездий…
Наполеон уже еле сдерживался.
— Ну а чертог вечности?
— Чертог вечности?
— Вы же знаете, о чем я!
Во взгляде Денона застыло непонимание.
— Чертог! Вы нашли его или нет?
Денон уже в третий раз покосился на окно: над площадью взорвалась пробная огненная ракета, рассыпавшись фонтаном розовых слез, — и вздохнул:
— Мой генерал, я искал даже в голубиных гнездах.
Наполеон смотрел на него во все глаза.
— Я был везде, — продолжал художник, обернувшись к нему. — Я говорил со всеми. Допытывался у шейхов, пленных солдат, купцов, крестьян, бедуинов, принцев, детей на улицах. Буквально расстреливал их вопросами. Рисовал все, что увижу. Хватался за любую возможность. Никто на свете не в состоянии провести более дотошного исследования.
Наполеон просмотрел рисунки, словно искал доказательства услышанному, и поднял взгляд на бесстрастное лицо художника.
— Ничего? — прошептал он.
— Ничего, — подтвердил Денон.
— И вы… заглянули под каждый камень?
— В каждый храм и в каждую пещеру, начиная от башни ветров и до монастыря Святой Елены.
— Святой Елены?
— Это та, что нашла истинный Крест Господень.[39]
С эстрады на площади донеслась музыка.
— Понятно, — обронил Наполеон, рассеянно убирая рисунки обратно в папку. — Понятно. — Тут он сглотнул и пронзил художника строгим взглядом. — Так вы… даете слово, что ничего не упустили?
— Клянусь честью дипломата. Мне действительно очень жаль.
— Вы опросили всех, кого могли?
— Всех до единого.
— Значит… значит, чертога вечности никогда не существовало?
— Похоже, что так.
— И вся история — миф, от начала до конца?
— Похоже, что так.
— А эти рассказы об Александре и древнем жреце, легенды о Калифе аль-Мамуне, слухи, которые долетали до вас при дворе Людовика Пятнадцатого, — сплошной вымысел, детские сказки?
— Похоже, что так.
— Вот почему все так старательно избегают расспросов? Это не хитрость, а самое заурядное неведение?
— Похоже, что так.
— Понятно, — продолжал кивать Наполеон. — Понятно. — У него задрожала нижняя губа. —
