глинобитными стенами двух- и трехэтажных домов. Стало прохладней.
Несколько раз им встречались боковые проулки. Растолкать бы стражников да кинуться туда, да сил- то после такого проноса вряд ли на бег хватит. А проулки узки да прямы, ничего не стоит стрелу в спину пустить. Как ты ни беги, стрела все равно быстрее. Знать бы, что гадюка-хозяйка наговорила стражникам, можно б подготовиться было. Придумать что-нибудь. А так только неизвестностью мучиться да гадать зазря.
Чередой улочек вышли они на базарную площадь, к коей пришел тот караван, с которым Афанасий прибыл в город. Там царила обычная суета. Торговцы зазывали неторопливо ходивших между рядами покупателей. Иные торговались, крича во всю глотку и размахивая руками. Подручные сновали с тюками и корзинами. Мальчишки затевали игры у них под ногами, дрались, тут же мирились. Огромные быки неторопливо пережевывали жвачку, упрятав головы в тень.
У Афанасия даже появилась шальная мысль: «А не крикнуть ли? Не позвать ли на выручку купеческое братство? Авось отобьют, спрячут». Но надежда тотчас и угасла. Братства меж купцами никогда не было, всякий норовил уберечь свой товар, частенько за счет гибели чужого. И на группу стражников, сурово ведущих одинокого пленника, никто старался не смотреть, от греха подальше. Будто и не было их.
Краем площади они дошли до другой улицы, шире всех прочих. Прямая как стрела, она поднималась по склону холма и упиралась в окованные медью врата в невысокой покатой стене. «Не иначе как обиталище шаха местного», — подумалось Афанасию. А что дальше думать, он не знал. Если во дворец ведут, пред очи правителя, то неплохо. Может, поговорить удастся, что-то объяснить. А если в темницу, что часто при хоромах княжеских бывает, тогда дело худо. Запереть могут в камере до скончания жизни.
Отряд дошел до ворот, но в них ломиться не стал, свернул налево. Вдоль стены. Сверху зазвучали какие-то шуточки, подбадривания на незнакомом языке. Стражники снизу отвечали им в том же духе.
Сверху на них упала какая-то тряпка, укутав голову одного воина. Это породило взрыв смеха и наверху, и внизу. Стражник, ставший мишенью шутки, стащил тряпку с головы и заорал что-то, багровея лицом и грозя обидчикам кулаком. Ему ответил новый взрыв хохота.
Афанасию же было совсем не весело. Стреляя глазами по сторонам, он искал возможности вырваться из окружавшего его кольца. И не находил. Бежать было решительно некуда.
Сопровождаемый сыплющимися сверху шутками, отряд остановился перед едва приметной нишей в стене. Без понуждения скрипнули медные створки, открылась дверца. Проклиная себя за нерешительность, рослый Афанасий пригнул голову, чтоб не удариться о притолоку, и оказался во внутреннем дворе. Он был саженей двадцать в длину, а в ширину и того меньше, вымощен камнями. В центре стоял дом белокаменный о трех этажах, с узкими стрельчатыми окнами. Справа лепились к нему мелкие постройки, не иначе, кухня и склад. Слева — небольшая мечеть с тонким минаретом и крытым проходом к ней. А за домом виднелся край одноэтажного строения с маленькими прямоугольными окошечками под самой крышей. Рядом с ним прохаживались два пузатых человека в снежно-белых штанах и такого же цвета фатах, повязанных вокруг лысых голов. У каждого на плече был короткий топорик. Евнухи. Следили они, казалось, не за домом, а друг за другом. Значит, там гарем местного правителя. «Да и что теперь с того?» — отчего-то с грустью подумал Афанасий — ему общение по женской части не светило.
Дверь за его спиной с лязгом захлопнулась. Тверич оглянулся и узрел изнанку крепостной стены. Снаружи гладкая, изнутри она была сплошь опутана лестницами, веревками и плетеными люльками на манер гамаков. По ним, как матросы по вантам, сновали охранники с оружием и без. Много их было и на гребне стены. Некоторые отдыхали, некоторые, возвышаясь над зубцами, оглядывали окрестности. Видать, не доверяет правитель своим подданным. Или просто трусоват? Хотя чего уж там… Править и врагов не нажить — зря трон просиживать.
Афанасия снова толкнули в спину, хотя он и не думал останавливаться. Ведомая начальником колонна обогнула дворец и оказалась у входа в покои. Не главного, а какого-то бокового. Вверх, к обитой опять-таки медью двери, нестерпимо блестящей на ярком солнце, вела неширокая, едва двоим разойтись, лестница из белого камня. На верхних ее ступеньках, опершись головами о стоящие торчком копья, сидели два стражника со скучающими лицами. Еще одна лестница, деревянная, с узкими ступенями, вела вниз, в подвал. Дальний ее конец терялся в полумраке. Темница. И пыточная заодно. Понятное дело.
Афанасий решился. Если поведут вниз, то схватит двух стражников за шеи и столкнет их головами что есть мочи. А потом вот того ногой в бедро, может, еще вот этого толкнуть, если дорогу заступит, — и бежать. Быстро. Не обращая внимания на летящие в спину копья и стрелы. Плевать куда, хоть в гарем, только чтоб не в темницу. Умереть в застенке, в неведомой стране? Ну уж дудки!
Его повели наверх.
С ним отправились только полдюжины самых больших и свирепых на вид стражников во главе с начальником. Остальные, стянув с голов шлемы, двинулись к приземистым строениям вдалеке — казармам или кухне.
Отсчитав ногами пять десятков, отряд поднялся к очередной обитой медью двери. Эта была сработана гораздо искусней, чем виденные ранее. По всему полю ее были отчеканены сценки. Местный правитель — статный мужчина с окладистой бородой — в сече. Одной рукой побеждает армии несчитанные. На суде — вопросы государственные решает. На охоте — впереди ловчих на лихом коне скачет. На пиру веселится от души и милости раздает. Афанасий понял, что рисунки были сделаны не просто так, а с хитрым умыслом. Чтоб играющее на их поверхностях солнце ослепляло смотрящего. Но полюбоваться картинами из царской жизни ему не дали. Два стражника с непроницаемыми лицами, дежуривших по обе стороны двери, распахнули ее. Кто-то из провожатых толкнул купца внутрь. Да что у них за манера такая — все время толкаться?
Афанасий очутился в высоком узком коридоре, свет в который едва проникал через узкие окна под потолком. «Не попробовать ли сейчас сбежать?» — подумалось ему. Да нет, сейчас еще хуже. Мало того что стена, так теперь еще и дверь охраняемая. Хотя ведь дальше будет только хуже. Словно в подтверждение его мыслям, перед ним распахнулись еще одни двери, охраняемые стражниками с еще более непроницаемыми лицами, чем на входе. Створки захлопнулись за его спиной, отсекая последнюю надежду на спасение.
Следующий коридор был значительно шире и светлее. Он напоминал скорее узкую комнату. Треть ее была отгорожена от остальной части медным же щитом в полтора роста высотой. Несколько прорезей в нем свидетельствовали, что предназначен он для обороны в случае внезапного нападения. С боков путь преграждали две толстые решетки, одна из которых была поднята на петлях и подперта рогаткой.
«Умно, — подумалось купцу. — Если кто нападет на дворец, выбивай рогатку да замком ушки замыкай. Пока супостаты будут преграду ломать, сквозь щели всех перестрелять можно». За щитом, как и ожидалось, сидело несколько стражников.
Ростом они были пониже обычных индийцев и не такие коричневые, желтые скорее. Татаре. Рядом с ними стояли колчаны с короткими луками. Тетивы были сняты, но Афанасий понимал: надеть тетиву, натянуть и пустить стрелу они могут в одно мгновение.
Миновав еще одну горницу, где расположилось несколько стражей с огромными мечами с волнистыми лезвиями, они оказались у еще одной двери. Самой широкой, что видел за сегодня тверской купец. В ней с лязгом открылось смотровое окошечко, через которое их пристально рассмотрел внимательный черный глаз. Изнутри грохнул замок, створки распахнулись.
Человек, открывший им, не говоря ни слова, скользнул вперед. Провожатые привычно пошли следом. Афанасию тоже ничего другого не оставалось — в спину опять толкали.
Его ввели в довольно большой и многолюдный зал, сплошь увешанный кисейными занавесками. Почти прозрачные, они колыхались на ветру. Казалось, это не княжеская светлица, а обиталище неприкаянных душ — слуг князя, музыкантов, танцовщиц, виночерпиев и прочих необходимых в хозяйстве людей. Отовсюду доносились звоны, бульканье, топот босых ног, треньканье палок, на кои были натянуты воловьи жилы. Иногда пленник ловил на себе взгляды — участливо-заинтересованные, жарко-ненавидящие и ледяно-равнодушные. Над всем этим витали чудесные незнакомые ароматы еды, от которых сводило пустой желудок. Афанасий, пожалуй что, и почесал бы в затылке от изумления, да забоялся вызвать гнев стражников.
Наконец они вынырнули из пологов на свободное пространство. В дальнем конце зала стоял невысокий трон с глубоким сиденьем, на котором развалился дородный мужчина. Если поубрать полтора
