Не понравился Афанасию его голос, что-то жесткое слышалось в нем, угрожающее. Почувствовала это и танцовщица. Она плотнее прижалась к Афанасию и замотала головой — мол, не пойду.
Кузнец вздохнул, словно именно этого и ожидал. Пожевал губы, собираясь с мыслями, и негромко начал:
— Значит, обезьянцы научились вуц[68] ковать?
— Как есть, — кивнул Афанасий. — Да только умение-то… Даже и не знаю, как теперь. Мастерские порушены, добавки, что при ковке нужны, погорели. Скоро ли еще восстановят? Да и дворец сгорел, если записи там остались, то…
— Подожди. — Кузнец взмахнул рукой, пресекая его словоизлияния. — И ты у них побывал? Нашел порошок, который они добавляют при ковке. Его составные части и украл?
— Чего сразу украл-то? — взъярился Афанасий, которому хмель слегка ударил в голову.
— Ну… Пусть. Взял как добычу. И унес. А все остальное сгорело? Так?
— Скорее всего так. От дворца Ханумана камня на камне не осталось. Вернее, только камни и остались. А все, чего нового они там построили, не…
— Понятно, — вновь оборвал его кузнец. — Значит, больше такого зелья в природе не существует?
— Пока нет, думаю, — ответил Афанасий, пытаясь понять, к чему клонит мастер Юпакша. — Если кто из кузнецов в живых остался, может, и восстановит по памяти…
Лакшми напряглась, как почувствовавшая приближение опасности олениха.
— Отдай. — Кузнец протянул огромную, как лопата, руку.
— Что?! — Догадка сверкнула в голове у Афанасия, но он не хотел ей верить.
— Порошок, — твердо произнес кузнец.
— С чего бы?
— Это наш древний семейный секрет. Когда-то он был украден у нашего рода Хануманом.
— И что?
— И теперь надо его вернуть.
— Кому это надо?
— Это наш древний семейный секрет, — вновь произнес кузнец так, будто это все объясняло, и прижал к груди могучие руки, то ли молясь, то ли унимая бешено стучащее сердце. — Он не должен покидать пределы этой деревни. Не должен был.
— Так покинул же. Какой теперь спрос? — спросил Афанасий, глядя на Юпакшу исподлобья.
— Нужно соблюдать заветы предков. Они говорили, что, пока секрет находится в границах деревни, нас ждет радость и процветание, а как только покинет…
— Ну, ребята… — протянул Афанасий. — Возвращайте на здоровье. Только сами. Идите в развалины, поройтесь там. Чего найдете, то ваше. Обезьянцев можно не бояться. Большинство туда долго еще не вернется, а с остальными справитесь как-нибудь, вон вас сколько. — Он указал на притихших по ту сторону костра мужчин.
Юпакша медленно поднялся на ноги. Навис над Афанасием огромной кряжистой фигурой. Хмель вмиг слетел с тверича. Шестым, купеческим чувством почуял опасность. Вскочил. Отступил на шаг и передвинул кисеты на поясе за спину.
— Порошок у тебя. — Мастер ткнул пальцем в грудь Афанасия.
— Нет тебе до этого дела, — ответил купец, с неприятным удивлением заметив, что далеко не все вокруг так уж сильно пьяны, как казалось. А у многих в руках палки и кинжалы, отлично подходящие для разделывания мяса. Не так важно, жареного или сырого, бараньего или человеческого.
— Нет, есть. — Юпакша шагнул к Афанасию.
Огонь в его глазах заставил купца отступить на шаг. Но взыграло ретивое. Афанасий нашарил на поясе рукоять кинжала.
Несколько деревенских за спиной мастера встали частоколом, поигрывая ножами в опущенных пока руках.
С другого конца деревни прибежали несколько огнепоклонников, то ли вызванные Лакшми, то ли заслышавшие их перепалку. Выдернув из ножен мечи и сабли, они встали в ряд с Афанасием, направив острия на местных.
Не обращая на них внимания, Юпакша вновь потянулся к Афанасию, намереваясь сорвать с пояса кисеты. Тот перехватил его запястье.
Сила нашла на силу, противники замерли, и только раздувшие рукава мускулы, тяжелое дыхание и выступившие на лбу вены говорили о напряжении, возникшем между этими людьми. Окружающие затаили дыхание, завороженные неброским величием их борьбы.
Первой не выдержала Лакшми. С пронзительным криком она бросилась к мужчинам. Втиснулась между. Замолотила кулаками по могучим плечам.
И словно что-то сломалось в мужчинах. Они выдохнули, сдулись, расцепили захват. Отступили на шаг, потирая кисти, понурив головы и стараясь не глядеть друг на друга.
Лакшми что-то говорила мастеру, но говорила так быстро, что купец понимал через два слова на третье. При этом она подталкивала Афанасия к выходу из деревни. Тот подчинился, совершенно вымотанный этим поединком. Лакшми взяла его за руку и, как маленького, повела за собой.
Поминутно оглядываясь, они добрались до паланкина. Влезли. Упали на мягкие скамейки друг напротив друга. Лакшми постучала в стену, давая носильщикам сигнал двигаться. Паланкин плавно вознесся вверх и мягко двинулся в сторону города Парвата.
— Уф, — выдохнул Афанасий. — Ну и дела!
— Да уж, — задумчиво ответила Лакшми.
— Вроде и родственники, а чуть не убили.
— Меня б не тронули, а вот тебя могли.
— Спасибо, — от души поблагодарил ее Афанасий. — Я понял, что они и перед смертоубийством не остановятся. А почему они не стали нас преследовать? Ты им пообещала что-то?
— Да. Пообещала Юпакше, что в Парвате уговорю тебя отдать порошок, так как мне для этого нужна поддержка всех богов.
— Правда будешь уговаривать? — Афанасий вопросительно поднял бровь.
— Нет, конечно. Я ж понимаю…
— А он тебе поверил?
— Не думаю. — Она тяжело вздохнула.
— Тогда чего грустная такая? Все ж закончилось, почитай.
— Ведь это семья моя. Родственники. А я против них пошла. Ради тебя.
— Не только ради меня, — почему-то обиделся Афанасий. — Ради нас с тобой. Двоих. Ты ж просила тебя увезти. А это пропуск наш. Домой. Без него мне в Твери житья не будет, а тебе и подавно. Да и на Руси тоже. Так что надо было делать выбор.
— Это было трудно, — вздохнула танцовщица, кивком подтверждая его правоту.
— Это всегда трудно, — ответил Афанасий. — А еще хуже будет, когда с родными краями прощаться станешь. Это, знаешь…
— Афанасий, прекрати, пожалуйста, меня изводить, — попросила она. — И так на душе неспокойно.
— Да я ж чего? Я ж как лучше хотел.
— Все вы хотите… одного, — улыбнулась танцовщица, пересела на колени Афанасия и потянула узел на его поясе.
Поначалу он испугался, что, завладев связкой с кисетами, Лакшми велит выкинуть его из носилок или, пуще того, убить. Родственники все же. Пророчество. Но очень быстро забыл обо всем на свете. Носильщикам стоило большого труда удерживать раскачивающийся паланкин.
До Парвата они добрались к вечеру следующего дня. Афанасий, натянув рубаху, выглянул из-за кисейной занавески. Подивился.
Время паломничества должно было закончиться несколько дней назад, а люди — разойтись по домам. Но большинство осталось. Повсюду горели многочисленные костры. Их отражения в воде могли соперничать
