через шумную величественную Авенида-Корриентес, но сквозь закрытые окна звуки улицы до них не доносились. Уотербери увидел, как на них надвигается гигантский обелиск белого мрамора на Пласа-де-ла- Република, потом – все двадцать восемь аллей огромного, самого большого в мире бульвара Нуэве-де- Хулио. Балконы зеленеют многочисленными растениями в кадках, кварталы жилых домов кажутся бесконечными и привлекательными, и дух Буэнос-Айреса снова возвращается к Уотербери. Дух города, где жизнь пронизана непередаваемой горечью и столь же непередаваемой прелестью, города, где всегда приметишь след, оставленный острием ножа. Эта ностальгия по фантастическому Буэнос-Айресу переполняет его.
Они выехали на автостраду Двадцать пятого июля, и под ними поплыл город. Улицы и проспекты носят названия памятных дат революции. Они проезжают Девятое июля тысяча восемьсот шестнадцатого года, когда генерал Сан-Мартин нанес поражение испанцам в сражении при Айакучо, проносятся над Двадцать пятым июля тысяча восемьсот шестого года, когда Кордова подняла восстание против вице- короля, – и это была первая искра борьбы за независимость. В названиях площадей воплотились все наши величайшие надежды: площадь Республики, площадь Свободы, площадь Конгресса. И в то же время к площадям ведут или хотя бы неразрывно связаны с ними названиями улицы, славящие наших диктаторов и убийц: Хулио Архентина Рока, президента и знаменитого истребителя индейцев, генерала Фернандо Сармиенто, который говорил, что кровь дикарей будет славным удобрением для почвы. А вместе с ними улицы, поименованные в честь знаменитых олигархов, продажных политиков, солдат постыдных войн, композиторов, артистов, писателей, певцов танго, стран мира. Беспорядочный план города соединяет все человеческие амбиции и фиаско в одной адресной книге времен и событий. Грандиозный и мерцающий мириадами огней, реальный и более чем реальный Буэнос-Айрес становится бесконечной историей, разворачивающейся перед его глазами.
Через полчаса они достигают границ столицы, того воображаемого круга, который обозначает, что здесь кончается Буэнос-Айрес и начинается
«Вот мы и приехали, – по-прежнему сохраняя таинственный вид, улыбается Пабло. По дороге к кованой железной двери, за которой видна вторая дверь, Пабло не умолкает. – Я занялся этим года полтора назад, и это мое самое прибыльное предприятие. Я его не афиширую по вполне понятным причинам, но уверен, тебе оно покажется занятным. Поэтому и показываю. Это здесь бизнес будущего. Все по последнему слову техники».
Он отпирает вторую дверь, и они поднимаются по лестнице между чистыми белыми стенами. Поднявшись наверх, Пабло вставляет ключ-пластинку в сверкающий нержавейкой замок, и дверь дважды пищит. Он распахивает ее и приглашает Уотербери войти.
Комната имеет в длину метров двадцать, аккуратно выкрашена и сверкает чистотой. Окна занавешены темной тканью. Половину комнаты занимают стеллажи с компьютерами и пучками проводов. В центре комнаты у консоли с компьютерами сидит человек лет двадцати с термосом и калебасой. Перед ним – раскрытая книга.
«Как дела,
«Нормально, сеньор».
Уотербери оглядывает сверкающую белизной комнату и чистый натертый пол этого нечистого места. Пабло жестом приглашает его подойти к мониторам: «Не хвастаясь, скажу, что у нас один из немногих в Аргентине веб-сайт, который делает настоящие деньги».
Уотербери подходит к мониторам и, посмотрев на первый экран, на миг растерянно отводит взгляд, потом снова смотрит на него. Два голых мужчины расположились один у головы, другой в ногах голой женщины. На другом экране ему бросаются в глаза слова «Горячий секс!» и «Аргентинские девочки разогреют до каления!». Под надписью женщина в кожаных ковбойских штанах и плоской широкополой шляпе, что носят гаучо, наклоняется к зрителям с седла.
«Большую часть материала мы получаем из Лос-Анджелеса, но наша главная приманка – аргентинские девочки. Мы делаем тематические снимки, как эта вот гаучо. Или с мате в руках. Это наша рыночная ниша».
«Сколько ты платишь им?» – спрашивает Уотербери, глядя на призывную улыбку женщины в кожаных штанах.
Бизнесмен задумался, склонив голову набок: «Пятьсот песо за сеанс. Иногда больше. Иногда меньше. Я в это не вмешиваюсь. Для этого есть фотограф и другие. Девочки по большей части проститутки. Для них это легкая работа за большие деньги, им столько не заработать на панели».
Он велел технику показать, сколько посещений набегает за час. «Тут показано соотношение посещений в час и оптовых продаж. Нам остается только наращивать трафик, и деньги нарастают адекватно. В данный момент мы продаем только подписку и плату за отдельные сюжеты, а в следующем месяце собираемся расширить поставку материальных носителей: видеокассет, журналов, сексуальных аксессуаров. Вон там будет склад. И отдел доставки. Мы также ведем переговоры о стратегическом партнерстве с компанией в Лос-Анджелесе, чтобы расшириться до масштабов всего латиноамериканского рынка. С ума сойти, верно?»
Спускаясь по лестнице, Пабло продолжал свой рассказ: «Триста тысяч песо в месяц, и прирост каждый месяц. Ну не конфетка ли. Скромные капиталовложения, низкие накладные расходы. Я финансировал это через Мировой банк! – Он хохотнул и похлопал Уотербери по плечу. – Вот это бизнес, мой друг! Неужели ты шокирован? Я думал, тебе это покажется занятным».
Они снова в защищенной капсуле затемненного стекла, едут в сторону центра. Они идут в ресторан в районе Ла-Реколета, очень новый, очень модный, называется «Белая роза». Место, где знаменитые музыканты и артисты смешиваются с благословенными богачами нашей столицы. Им владеет Елена де Шютт с двумя другими партнерами. Возможно, вы встречали ее имя в журналах: это та самая Елена де Шютт, про которую говорят, что она любовница Карло Пелегрини. После всех этих скандалов с беднягой сеньором Пелегрини я уверен, что это не могло не сказаться на ее бизнесе. То есть я хочу сказать, доход у нее увеличился.
Но давайте вернемся к Уотербери, который переступает блистающий огнями порог с неприятным чувством беспокойства – а не придется ли ему оплачивать счет? Ресторан для него и его семьи давно не по карману, и его тревожит, что за ужин придется заплатить, судя по орхидее на каждом столе, никак не меньше трехсот песо. Может быть, он выдал себя, потому что Пабло тронул его спину и сказал: «Роберт, я тебя приглашаю. Это особенный вечер. Мы отмечаем, что живы и невредимы, что каждый нашел свою дорогу и что мы вместе».
Тепло и ласка, прозвучавшие в словах Пабло, немного смутили Уотербери, и он никак не может сообразить, как на него смотрит Пабло. В течение двух лет они были друзьями и коллегами и после этого лениво обменивались письмами еще шесть. Но им никогда не приходилось вместе переживать смертельную опасность, они не сидели вместе в тюрьме и даже не совершали вместе длительных путешествий. Скорее всего в глазах Пабло он успешный писатель, человек, бросивший банк и преуспевший в своем новом деле и, таким образом, стоящий вне обычных мерок материального успеха. И все-таки он не сомневался в искренности Пабло. Он знает, мы, портеньос, люди сентиментальные и для нас долг дружбы – привилегия, а не бремя.
«Белая роза» – это старый каретный сарай, от которого остались лишь кирпичные стены, к которым добавили сплошные стеклянные панели. Вдоль одной из стен зала по камням журчит водопад, вода течет через весь ресторан в пруд, который расположен на противоположном конце помещения, где стену убрали. Повсюду на фоне необработанного камня сверкает хрусталь в орнаменте красивых молодых официанток в шелках, которые, светясь доброжелательством, просто стоят вокруг.
Уотербери видит их, и на ум ему приходит: «Красивые девушки светятся, как жаркие лампы». Он слышит шум каскада, журчащего через зал, и произносит про себя: «Вода плескалась о скалы». Он снова работает, он принимается за предприятие, которое, как он надеется, спасет его. От этих мыслей и от
