банков, расположенных в Вест-Индии. К этому приложены написанные рукой Терезы Кастекс описания сделок, совершенных между определенными чиновниками и ее мужем, которые не оставляют сомнений относительно намерений ее мужа в отношении почты. Черным по белому она пишет о пятнадцати миллионах взяток, которые Пелегрини раздал чиновникам почтового ведомства и разным членам правительства для того, чтобы заполучить право на приватизацию государственной почтовой службы. Попади эти материалы в руки конкурентов Пелегрини из «АмиБанка», это была бы бомба посильнее динамита.
Фортунато хмыкнул:
– Ты видел эти бумаги, Фабиан?
Фабиан движением руки остановил его:
– Об этом мы поговорим потом. Но теперь вы видите, почему Пелегрини приходилось спешить. Классическая ситуация. Уотербери слишком много знал. Документы показывали, каким путем деньги от Пелегрини попадали в офшорный банк, а оттуда на счета, открытые на имена конкретных почтовых чиновников и подставных компаний, которые затем инвестировали их снова в Аргентине. Но все это было раскрыто в статьях Рикардо Беренски и других журналистов. Вы наверняка видели их, комиссар.
– Я видел их.
Фабиан поднял ладони в сторону Афины:
– Грандиознейший скандал за месяцы! Хотя, конечно, все это вскрылось независимо от Уотербери.
– Ладно. Что происходит после этого?
– Роберт Уотербери нервничает, но одновременно растерян. Его шокирует готовность этой сеньоры де Пелегрини разоблачить собственного мужа, но вместе с тем он понимает, какой глубины застарелая ненависть породила эту готовность. Зачем только именно его она выбрала на роль исповедника. Ну, теперь он, естественно, начинает беспокоиться за свою безопасность. В нем борются два желания. Одно – уехать домой. Другое – пожить еще несколько недель с Поле́ и своей рукописью, чтобы превратить эту фантазию в реальность. Требуется некоторое время интенсивной работы, чтобы первая редакция книги была готова, и после этого он может забыть все: и свое увлечение, и свой грубый просчет с сеньорой.
– Он не замечал никаких признаков того, что Пелегрини готовится расправиться с ним? – спросила Афина.
– Этого мы никогда не узнаем. На этом записки Уотербери заканчиваются, и я могу только догадываться, что было дальше. Я вижу, что Карло Пелегрини расспрашивает жену о ее визите на Калье- Парагвай. Трудно сказать, что она сообщила мужу, но ее слезы заставляют его перейти от негодования к действию. Его охранная служба, которая вела наблюдение, получает приказ. Я вижу трех-четырех человек с двумя машинами. Для этого им понадобятся опытные люди, но в это время таких не хватает, и кто-то из них решает позвать старого дружка, Энрике Богусо. Он иногда выкидывает неожиданные номера, но согласен за небольшие деньги выполнить такое задание. Тут первая ошибка. Какое задание? Напугать Уотербери и отбить у него желание что-либо рассказывать о Пелегрини. Дон Карло подозревает, что жена слишком много рассказала Уотербери о делах мужа, поэтому теперь все вышло за рамки проблемы ревнивых мужей и непокорных жен. Уотербери должен быть так сильно запуган, чтобы держать язык за зубами даже после возвращения в Соединенные Штаты. Для этого он должен был испытать такой страх, чтобы всю оставшуюся жизнь просыпаться от него в холодном поту.
Наступает ночь тридцатого октября. Приблизительно в одиннадцать часов Уотербери идет поесть в ресторан за углом и выходит из ресторана чуть позже полуночи. Там строится здание, и они оставляют машину у контейнера с наваленной в нем кучей строительного мусора. Уотербери выходит из-за угла. Он заходит под строительные леса, как делал раньше, и там его поджидают двое. Место выбрано вполне логично. У Богусо в руках отрезок шланга, наполненный свинцовыми шариками, и он оглушает писателя ударом по голове.
Я вижу Уотербери в машине, он ошарашен ударом и неожиданной ситуацией. Как такое могло случиться с ним? Он всего лишь писатель. Он догадывается, что это Пелегрини, и хочет поговорить с магнатом, успокоить его опасения и заверить, что его отношения с Терезой чисто платонические. Все это кажется ему полным абсурдом, но в то же время внушает страх. Его уже немного побили, надели наручники, и он валяется на полу машины. Что такое случилось?
Некоторое время они едут, постепенно удаляясь от центра в сторону пригородов Буэнос-Айреса. Уотербери задает вопросы и в ответ получает удары или оскорбления. Возможно, он думает о жене и дочери, желая оказаться вместе с ними дома. А возможно, он думает о француженке, или о Пабло, или о том, какая интересная история может потом выйти из этого его приключения. Я подозреваю, что отчасти сознание Уотербери еще не реагирует на складывающуюся вокруг него обстановку. Они останавливаются на пустыре на Калье-Авельянеда в Сан-Хусто, и Уотербери поднимают с пола и усаживают на заднем сиденье. Он оглядывается и видит, что вокруг нет никаких признаков жилья, и вот теперь у него прорезается отвратительное чувство реальности. Темные глазницы окон, непрезентабельные высохшие стебли переросших сорняков. Забытое богом место, здесь не рождаются добрые мысли или сострадание. Возможно, у него мелькает мысль: «В таком месте получают пулю в голову». Я очень допускаю, что здесь им овладевают сожаления. Он с горечью думает о тщеславии Терезы Кастекс, о своей интрижке с француженкой. О всех глупых мечтаниях, которые рассеяли в прах его жизнь с женой и дочерью и превратили Буэнос-Айрес в такой золотой и такой для него реальный, каким он вовсе не был. Посудите сами, что он видит сейчас? Поганый серый свет, издевательства людей, которые избивают его, беззащитного, с надетыми на запястья наручниками. Уотербери попробовал отнестись к происходящему стоически, убеждать, шутить, умолять, молча сносить побои, но на них ничего не действовало.
Но вот выкравшие его люди начинают терять контроль над собой. На пол летят обертки от кокаина, атмосфера в машине электризуется, как вокруг красного неонового знака чувствуется горьковатый запах озона. Устрашение Уотербери делается для этих людей развлечением. В воздухе машут пистолетами, пистолеты приставляют к паху, и тут без всякой на то причины один из пистолетов выстреливает, и с этим лопается последнее сдерживающее начало здравомыслия. Уотербери запаниковал и отталкивает истязателей от себя. Еще один взрыв, потом еще. Уотербери кричит, из бедра у него хлещет кровь, а еще пах, ладонь, грудь…
– Хватит, Фабиан, – обрывает его комиссар.
Инспектор не обращает на него внимания:
– Наконец Богусо вытаскивает свою девятимиллиметровую «астру» и подходит к задней двери. Убийца…
– Я сказал, что уже достаточно.
– Я почти закончил, комиссар. – Он поглядел на Афину. – Убийца просовывается в окно, поднимает пистолет к голове Уотербери…
–
Такая нехарактерная для комиссара вспышка остановила Фабиана, он уперся глазами в стол. Глупо было для Фортунато допустить ее, но все произошло как-то само собой, это была реакция на долгие часы глумления и многозначительных намеков. И под конец увидеть разыгрывающуюся перед ним вновь сцену убийства в исполнении вонючего Богусо… Фабиан может ничего не знать или может знать достаточно, чтобы отправить его в кандалах на каторгу. Он два часа слушал его, но так и не смог определить. Фортунато разрядил возникшую напряженность неожиданным обращением к Фабиану:
– Извини, Фабиан. К сожалению, я не могу относиться к этому с твоей иронической отстраненностью.
У Фабиана на миг блеснул огонек в глазах, но Фортунато не разобрал, что бы это могло значить.
– Ничего страшного, комиссар. – Он попытался улыбнуться. – На то есть причины.
Фортунато вновь почувствовал, как его охватывает страх, и тут зазвонил его мобильный. «Фортунато».
Паническое состояние Шефа Бианко пересекло полгорода и извергнулось из телефонной трубки.
– Богусо отказался от своих признательных показаний!
