Она с неохотой согласилась, и, заказав кофе, он сел ждать ее.
На экране телевизора, трубка которого тянула из последних и показывала мир в невероятно ярких красках, «Бока» выигрывала у «Алмиранте Брауна». Футбольное поле было того же кричаще зеленого цвета, как пиджак Фабиана. По электрическому газону метались замызганные фигуры в кроваво-красных и небесно-голубых футболках, на плечи ему падал безжизненный свет флюоресцентной лампы. Ему вновь вспомнился Роберт Уотербери. Порядочный человек: он мог судить об этом по их короткому знакомству. В машине он держался достаточно выдержанно, как бывает с невинными людьми, попавшими в чрезвычайную ситуацию. С какой симпатией, даже сочувствием он поглядел на Фортунато, как будто понимая, что они оба хорошие люди, оказавшиеся в плохой ситуации.
– Послушай, Уотербери. Дело в том, что я не все знал. Я думал, что все кончится хорошо.
– Кто-то все равно должен был захватить тебя. По крайней мере у меня были добрые намерения. Я пытался контролировать ситуацию…
Фортунато почувствовал, как в висках застучала кровь, и поднял глаза на кувыркающиеся в гиперреальной палитре крошечные фигурки. Судья дул в свисток и лихорадочно жестикулировал руками.
Где-то в глубине сознания возникла Марсела, юная, манящая Марсела. Она была в одном из своих возбужденных состояний, когда смотрела на вещи реально.
– А что ты ждешь? Ты прикидывался добродетельным полицейским, а сам все время тянул у людей деньги, как любой другой взяточник. Да что там говорить, ты не смог даже сделать мне ребенка!
Фортунато, сам того не желая, вспомнил, как она выглядела перед концом, она лежала в постели усохшая, ее красивый инкский нос съежился в тоненький крючок. Вся их жизнь прошла между этими двумя проблемами и вся его карьера, человека и полицейского, – и что теперь осталось? Нечестные деньги и куча вранья. Приказы отправляться с куском дерьма, чтобы прикончить другой кусок дерьма. Он пренебрег семьей ради покровительственных кивков лжецов и преступников в коридорах провинциальных комиссариатов, ради славного братства конторы, а теперь контора выплевывает его.
Фортунато прижал ладонь ко лбу, когда телевизор взорвался металлическим воплем комментатора: «Г-о-о-о-о-о-о-о-о-л!»
Комиссар посмотрел на экран. «Бока» забила еще один гол. «Бока» – рот, пожиравший все.[99] В этом году их никак не остановят.
Глава двадцать восьмая
Афина нашла его через десять минут в заднем зале непрезентабельного ресторанчика. По той поспешности, с какой он встал ей навстречу, она определила, что непоколебимое спокойствие Фортунато начинает сдавать, но его грустные глаза и утомленный вид не перестали действовать не нее ободряюще.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, – сказал он ей.
Она выбрала темно-синий костюм с белой блузкой. Ей хотелось выглядеть впечатляюще профессиональной, когда они встретятся с француженкой.
– Я хочу знать больше о том, кто может следить за мной.
– Так, ничего, – успокоил он ее, когда они шли к выходу из пиццерии. – Просто предосторожность. Хотелось бы, чтобы о нашей беседе никто не знал, поэтому мы и принимаем некоторые меры предосторожности. Взгляните! Я как следует подготовился к нынешнему вечеру. – Он что-то вынул из кармана и приколол на лацкан пиджака.
Она наклонилась поближе, чтобы рассмотреть, что это такое, при тусклом уличном освещении. Это был голубь с оливковой ветвью в клюве – украшение, несколько необычное для полиции Буэнос- Айреса.
С напыщенным видом Фортунато представился:
– Перед вами доктор Мигель Кастелли, адвокат, специалист по правам человека, консультант «Международной Амнистии».
Она посмотрела на новоиспеченного адвоката по правам человека:
– Мигель… мы не будем писать об этом в отчете, о'кей?
Он открыл дверцу синего «форда», и она вопросительно посмотрела на него, прежде чем сесть в машину:
– Это чья машина?
– Так, я ее одолжил. У моей полетели тормоза.
Танцзал находился в подвале Армянского общества взаимопомощи, помещение было метров пятьдесят в длину. С баром в одном конце и местами для сидения человек на двести с лишним, расположенными вокруг натертой танцевальной площадки. Динамики надрывались аргентинским роком, но, по словам бармена, в десять часов заиграют танго и все начинающие смогут получить первый урок бесплатно.
– Придет ли сегодня француженка? – спросила его Афина.
Он хмуро ответил:
– А кто ее знает?
Она заняла маленький столик, пока Фортунато ненадолго удалился, и двое молодых людей, сидевшие за несколько стульев от нее, заулыбались ей и стали завязывать разговор. Она умеет танцевать танго? Отвечая на вопросы, она смотрела мимо них, оглядывая помещение. И тут она увидела лицо, от вида которого у нее заныло под ложечкой.
Прислонившись к стене, стоял Фабиан в неописуемом твидовом спортивном пиджаке и смотрел на нее. Когда они встретились глазами, он широко осклабился и поднял руку, как будто говоря: «Конечно же!» Он стал пробираться к ней через толпу.
– Фабиан, я думала, вы терпеть не можете танго!
– Я предоставляю ему еще одну возможность. Это же моя культура, правда? И, кроме того, здесь чувствуется особенное социальное движение, и мне это нравится.
Она не поверила ни одному его слову, но сделала идиотскую мину:
– Ara, значит, женщины!
Он пожал плечами:
– Вы уже знаете меня, Афина. Но, наверное, это судьба, чтобы мы с вами станцевали танго. Я здесь. Вы здесь…
– В общем-то, я здесь с комиссаром Фортунато. Он сказал, что мне нельзя уезжать из Буэнос-Айреса, не научившись нескольким па.
– Так это еще лучше! Мы можем посидеть вместе, выпить бутылку шампанского! Я присоединюсь к вам.
Она изобразила самый большой энтузиазм, и он, втиснувшись между стоявшими чуть ли не вплотную столиками, подтянул к себе стул. Двое молодых людей за соседним столиком разочарованно переглянулись.
– Вы одеты очень спокойно, Фабиан. Это для меня как-то неожиданно.
– У меня было очень спокойное настроение, Афина. Хочется же иногда подумать о вечном. Но вы! – Он ощупал взглядом ее тело. – Очень… – Он распрямил плечи. –
