Семнадцать каменных ангелов

золотом.

Они надели на него наручники и, в секунды затолкав в машину, понеслись по улицам, окна в машине были закрыты, в магнитофон вставлена кассета «Роллинг Стоунз». Великий Мик Джаггер пел «Gimme Shelter», по насупленному лицу Васкеса блуждали гитарные аккорды.

Это напомнило Качо, как они захватили генерала Лопеса. В тот раз пришлось перебить охрану, сами потеряли человека в перестрелке. Кажется, его звали Винсенте – это был студент-биохимик из университета. Была отличная команда, но к 1975 году никого не осталось в живых, бедняги. Победа или смерть для Аргентины. Не просто несколько десятков тысяч и услуга полицейскому. Каждую команду называли именем павшего товарища. Его первая была командой Антонио Фернандеса, затем – команда героев Трелева, команда Хосе Луиса Бакстера. А потом все эти годы – безвестные команды из уголовников, которым не было дела до лучшего мира или справедливого общества. А эта? Команда Рикардо Беренски? Нет. Ну уж нет. Пришло время, когда единственным оставшимся достоинством осталось не лгать самому себе.

К моменту, когда комиссар доехал до дома, Васкес уже был прикован наручниками к стулу. Он сидел, вдавившись своим тощим телом в тяжелое дерево стула и широко расставив ноги. Фортунато вошел в комнату, и Васкес инстинктивно сдвинул колени вместе, потом на лице у него первоначальный испуг сменился самоуверенной ухмылкой.

– Комиссар Фортунато! А вот и мы!

– А вот и я, Кристиан. Как твоя нога? Поправляется?

– Да. Буду в лучшей форме, когда станете вышвыривать меня из багажника своей машины.

– Кристиан! Жаль, что у тебя такое низкое мнение обо мне. В таких вещах нет необходимости, если сам не напросишься. – Фортунато знаком показал Качо, что хочет поговорить с Васкесом с глазу на глаз, и пододвинул стул на метр перед пленником, как делал во время допросов в полиции. По блеску в глазах Васкеса он видел, что кокаин и алкоголь все еще внушают тому чувство бессмертия.

– Дай-ка мне догадаться, – сказал уголовник, показав ряд своих желтых зубов. – Вам нужно раскрыть убийство Уотербери. Ищете соучастников Энрике Богусо.

Фортунато встал:

– Да, для человека, привязанного к стулу, у тебя веселенькое чувство юмора.

Он с силой ударил его открытой ладонью по лицу. Уголовник дернулся назад, чтобы уклониться от оплеухи, и удар пришелся в ухо, и с такой силой, что чуть не лопнула барабанная перепонка. Совершенно новое ощущение для Фортунато: до сих пор он никогда не бил связанного человека. Это работа «плохих» полицейских. Обычно он появлялся потом, чтобы добиться показаний с помощью мате и увещеваний. Бюрократ. Ангел-хранитель. А сейчас ему доставляло удовольствие видеть раздувшееся багровое ухо, ему вспоминалось старое танго о человеке, забившем насмерть свою неверную жену: «И удары хлынули дождем, как аплодисменты в театре „Колон“». Он очень хорошо понимал человека из танго, бедолагу, до безумия уставшего от вранья и невыполненных обещаний. Человека, которого обманывали все.

Васкес немедленно понял, что начинается новая игра, и замкнулся, не произнося ни звука.

– Я хочу задать тебе несколько вопросов, и ты будешь колоться. Ясно?

– Лучше убей меня, – проговорил Васкес. – Тебя же для этого послали.

Фортунато уловил первый шаг уголовника к попытке договориться. Он просил Фортунато сделать предложение.

– Кто мог бы послать меня за этим? Кому хотелось бы убрать тебя?

– Я не малолетка, чтобы так разговаривать со мной.

Фортунато поднялся, снял пиджак и повесил на спинку стула. Что-то в этом роде он видел сотни раз, заходя в комнату и видя висящие на стульях пиджаки. Васкес тоже понял, что это значит.

– Что ты ищешь, комисо? У тебя есть уже все ответы.

Фортунато шагнул к нему и тыльной стороной ладони хлестнул его по лицу:

– Что еще за «комисо»? Для тебя я комиссар Фортунато. Понял?

Он вынул свой девятимиллиметровый. Васкес глядел на пистолет, как загипнотизированный его черной весомостью. У преступника из разбитой губы тонкой струйкой сочилась кровь.

– Понял.

– Скажи это.

– Я понял, комиссар Фортунато.

– Хорошо. Теперь немного побеседуем. – Фортунато снова стал «хорошим» полицейским, его лицо выражало величайшее сочувствие падшему человеку.

Качо услышал звуки ударов и стоял в дверях, наблюдая за происходящим. Фортунато понял, что тот занервничал, увидев пистолет в его руках.

– Скажи ты ему, boludo, – поспешил сказать Качо. – Комиссар говорит с тобой серьезно.

– Ну что я могу знать, что не известно вам? – пытался урезонить его Васкес. – Вы были там с начала до конца. – Его трущобное высокомерие дало трещину, и Фортунато с удовлетворением отметил это про себя.

– Слушай внимательно, Кристиан. Я знаю, что гринго убили не случайно. Я знаю, что кто-то еще приказал это. Я хочу услышать от тебя, что ты знаешь об этой истории.

– Я не знаю, что…

Фортунато размахнулся браунингом и смазал Васкеса дулом по скуле. На лице уголовника вспухла кровавая ссадина, он взвыл и покачнулся на стуле.

– Что с тобой, Кристиан? Ты же вот так обходился с гринго? Тогда это было весело, правда? А теперь разве не весело? – Он ударил его пистолетом, замахнувшись с другой стороны, и угодил в нос. Васкес завопил от боли.

– Хватит, Мигель! – крикнул ему от дверей Качо. – Мы так не договаривались.

– Он не хочет говорить.

– Убери пистолет, – сказал Качо комиссару.

Фортунато запихнул пистолет в кобуру, а бывший партизан сходил за бумажной салфеткой и промокал ею разбитый нос Васкеса, потом поднес ему ко рту стакан с водой.

– El Comisario está loco, Васкес, – обеспокоенно пробормотал он. – Скажи ты ему, что он хочет знать, или он тебя пришьет.

Такое вступление вполне устраивало Фортунато. Или он тебя пришьет. Ему хотелось, чтобы здесь был Уотербери и видел, что его убийство не осталось неотмщенным. Я пишу для тебя твое окончание, Уотербери. Предложение за предложением. Теперь ночь стала обретать собственную логику, и Фортунато просто ей подчинялся.

Васкес сидел на стуле совсем обмякший, и комиссар, близко наклонившись к его лицу, заговорил своим самым проникновенным тоном:

– Это был Доминго, верно? Доминго использовал тебя для того, чего ты сам не хотел. – Детектив протянул руку и дотронулся до плеча Васкеса. – Это ничего, Кристиан. Я все понимаю. Скажи мне теперь, кто это был, мы оставим тебя в покое и займемся тем, кто того заслуживает. Ты вернешься к тому, чем занимался прежде, а в бонусе – моя благодарность и прекрасные отношения с конторой. По всему же видно, что он, Доминго, предал своих товарищей по службе.

Васкес не отвечал, и Фортунато пошел дальше:

– Это касается Доминго, не тебя. Доминго превысил свои полномочия. Ты же сделал только то, что, как ты считал, от тебя требовалось. Тебя обманули. Как и меня. Доминго тебя подставил. Вот почему ты сейчас сидишь здесь, а он дома, с женой, пьет красное вино и смотрит «Боку» против «Алмиранте Браун».

Васкес стал подавать признаки вразумленности:

– Вот гад! Я же знал, что не стоит связываться с копами, знал.

– Правильно. Но он где, он сидит и смотрит телевизор, а ты здесь со мной. – Он пододвинул свой стул поближе. – Так почему ты не хочешь облегчить себе жизнь и рассказать все, что знаешь? Тогда мы