– Что вы делали у нее дома, в Париже?
– Искала ее.
– Почему убегали от полиции?
Под таким словесным обстрелом благие намерения незнакомки поколебались. Сильви повторила вопрос.
– Я не доверяю, – сказала Лин.
– Полиции?
– Никому.
– Что вы делали в Фонтенбло и Токио?
– Искала Аннабель.
– Вы следили за нами?
– Да.
– Почему за нами?
– Потому что вы, похоже, нащупали след.
– Зачем вам понадобилась та мизансцена в Токио?
– Мизансцена?
– Бездомный, которому вы оплатили ночь в гостинице, подброшенный ключ от ячейки, набитой продуктами.
– Надо было отвлечь внимание полиции. Мне требовалось время, чтобы обследовать место, где исчезла Суйани. Понять метод похитителей, чтобы добраться до них.
– И вы поняли что-нибудь?
– Аннабель и остальных похитила некая высшая сила.
– Это и так известно.
– Это сужает круг поисков.
– У вас есть гипотеза?
– Нет.
– Вы верите в инопланетян?
– Да.
– В Бога?
– Да.
– Какой вы национальности?
– Никакой.
Сильви бросила взгляд на Натана, который не пропустил ни слова.
– Тогда где вы родились?
– Первое, что я помню, это сиротский приют в какой-то стране, название которой я так и не узнала.
– Где вы живете?
– Нигде.
Сильви не смогла скрыть раздражения. Уловив его, Лин объяснила:
– Как вы сами могли заметить, я никогда подолгу не задерживаюсь на одном месте.
– Чем вы занимаетесь в жизни, кроме того, что расследуете исчезновение вашей лучшей подруги?
– Гимнастикой.
– Выступаете?
– Нет, поскольку не принадлежу ни к какой стране. Я преподаю.
– Где?
– По всему миру.
– Что это за язык, на каком вы говорите?
– Какой именно?
– А сколько вы их знаете?
– Одиннадцать.
– Что значит «Гухавоп линан ао ело»?
– Где вы это слышали?…
– Вы говорили во сне.
– Мы с Аннабель придумали свой собственный язык. Это позволяет нам тайно общаться друг с другом.
– Зачем вам надо тайно общаться?
– Такая игра.
– Вы придумали язык только ради игры?
– Да.
– Должны быть, вы очень привязаны друг к другу или очень одарены.
– Вы в этом еще сомневаетесь?
Натан сменил Сильви:
– Почему вы решили сегодня заговорить с нами?
– Кинджи Ояма искренен. Не испорчен. Я ему доверяю.
– И нам тоже?
– Он вам доверяет.
– Вы с нами заговорили, но мы не продвинулись, – сказала Сильви.
– Не заблуждайся, – возразил ей Натан. – Мы теперь можем быть уверены, что у Николь Баллан нет ничего общего с остальными.
60
Они спустились по горной тропе. Натан объяснился насчет Николь Баллан. По своим характеристикам она была совсем не похожа на остальных жертв. Единственное, что ощутимо ее с ними связывало, – это присутствие Лин Ли на месте ее исчезновения. Но эта связь только что прервалась, поскольку Лин побывала там лишь ради того, чтобы обнаружить какой-нибудь след. Ничто не доказывало, что Николь была похищена.
– Может, она все еще там, – сказал Натан.
– Ты хочешь сказать…
– Мертва. Закопана.
– Я позвоню Тайандье, как только установится связь.
Они шли меж папоротников и сосен, ступая тверже, чем вчера.
– Думаешь, она нам все сказала? – спросила Сильви. Лин шла впереди, без всяких усилий.
– Она скрывает от нас главное.
– Что тебя заставляет так думать?
Кроме лица, в ней нет ничего заурядного.
– И что?…
– А ты знаешь много гимнасток без гражданства, которые постоянно меняют адрес, говорят на одиннадцати языках, один из которых известен только двум людям, ведут расследование как профессионалы и способны ускользнуть от сил полиции, даже мухи при этом не обидев?
61
Лес Фонтенбло был закрыт для публики. Внутри огромного оцепленного круга бригады кинологов обследовали каждый квадратный метр земли, жандармы прочесывали гораздо большую территорию, чем в день исчезновения Николь Баллан. Полиция, уверенная в похищении, в тот раз не до конца обыскала сектор. Комиссар Тайандье уже два часа не выпускал из рук портативную рацию. После звонка Сильви Бач он мобилизовал десятки человек. Елисейский дворец доверил руководство операцией ему, ограничив подполковника Морена ролью простого исполнителя. Поль Баллан покинул свой кабинет в Главном управлении внешней безопасности, чтобы лично присутствовать на месте событий. Но по- прежнему был убежден, что его жена похищена, как и остальные, и что поиски ни к чему не приведут. Он цеплялся за эту уверенность, чтобы не допускать мысли о худшем. Инициатива комиссара казалась ему неуместной.
