Детектив покачал головой, выражая искреннюю симпатию, но было видно, что он не забыл о заданном вопросе и ждет ответа.
— Да, она звонила. Кажется, во вторник вечером.
— Вторник… то есть двадцатого. Примерно в какое время?
Он заметно оживился.
Масако задумалась.
— Если не ошибаюсь, в самом начале двенадцатого. Сказала, что мужа еще нет и она не знает, что делать. Я посоветовала не волноваться и пойти на работу.
— У нее ведь такое и раньше случалось. Почему же она позвонила вам именно в тот вечер?
— Повторяю, я не знаю, случалось у нее такое раньше или нет. Яои говорила, что муж всегда возвращается к половине двенадцатого. А в тот вечер… Да, ее сын никак не мог уснуть, и она, естественно, переживала.
— А почему?
— Почему не мог уснуть? Ах, да, Яои упомянула, что мальчик расстроился из-за кота. У них пропал кот.
Масако сказала первое, что пришло в голову, и мысленно сделала пометку: предупредить Яои, чтобы в их версиях не возникло разногласий. По крайней мере, история с котом соответствовала действительности.
— Понятно, — с сомнением протянул Имаи. В этот момент из ванной донесся сигнал стиральной машины. — Что это? — спросил он.
— Стиральная машина.
— Вот как? Вы не возражаете, если я загляну в вашу ванную?
Детектив поднялся. Масако почувствовала, как по спине пробежал холодок, тем не менее кивнула и слабо улыбнулась.
— Конечно. Проходите.
— Мы собираемся перестроить кое-что дома, — продолжал Имаи, — и хотелось бы подсмотреть кое- какие идеи у других.
— Разумеется.
Она провела его в заднюю половину дома. Детектив остановился у порога.
— Очень мило. Давно здесь живете?
— Почти три года. — Масако открыла дверь.
— О, она у вас большая.
Имаи повертел головой. Наверное, прикидывает, хватит ли здесь места, чтобы расчленить тело, подумала Масако.
Визит подошел к концу. Натягивая на ноги старые, потерявшие форму туфли, детектив посмотрел на хозяйку.
— Ваш сын обычно дома?
Хотя Нобуки придерживался четкого распорядка дня, Масако решилась на небольшую ложь.
— Когда как. То приходит, то уходит.
— Ясно, — немного разочарованно протянул Имаи и, поблагодарив хозяйку, вышел из дома.
Закрыв за гостем дверь, Масако сразу поднялась наверх, в комнату сына, и, подойдя к окну, выглянула на улицу. Детектив стоял возле пустующей в этот час автостоянки на другой стороне улицы и рассматривал ее дом. Впрочем, даже не дом — Имаи разглядывал ее машину.
Убедившись, что никто ее не слышит, Масако набрала номер Яои. Впервые с того дня, когда история вышла на страницы газет.
— Здравствуйте, — сказал тихий, спокойный голос.
Масако облегченно вздохнула.
— Это я. Ты можешь разговаривать?
— Масако! — радостно воскликнула Яои. — Да, конечно, здесь никого нет.
— Я подумала, что, может быть, твои или его родители еще там.
— Свекровь в полицейском участке, а брат Кэндзи уехал домой. Моя мать отправилась за покупками.
Судя по голосу, после приезда родителей Яои чувствовала себя намного лучше — теперь о ней кто-то мог позаботиться.
— Полиция не надоедает?
— В последние дни они сюда почти не показываются. — Она сообщила об этом так легко, почти радостно, как будто речь шла не о ее, а о чужих проблемах. — Нашли пиджак Кэндзи в каком-то казино в Кабуки-Тё и занимаются сейчас только им.
Наконец-то лучик света. У Масако отлегло от сердца. Но если у полиции появились подозреваемые, то зачем приходил Имаи?
— Остерегайся детектива по имени Имаи, — предупредила она.
— Такой высокий?… Конечно. Хотя мне он показался очень милым.
— Милым? — Масако вздохнула — ну как можно быть такой наивной! — Милых детективов в природе не существует.
— Не знаю. Они все вели себя вполне прилично.
Это даже не наивность, а тупость, подумала Масако, уже не досадуя, а злясь.
— Им известно, что ты звонила мне в тот вечер. Я объяснила, что твой сын расстроился из-за кота.
— Молодец.
Яои глуповато хихикнула. Масако почувствовала, как по коже побежали мурашки.
— Если тебя будут спрашивать, говори им то же самое.
— Не беспокойся. Знаешь, я почему-то уверена, что все пройдет.
— И все же будь осторожна, — сказала Масако.
— Не волнуйся. Кстати, меня собираются пригласить на какое-то ток-шоу. Мы уже договорились на послезавтра.
— Не слишком ли рано? Ты только похоронила мужа.
— Я так им и сказала, но они уж очень настаивали.
— Мне это не нравится. Тебе лучше держаться потише. Позвони, скажи, что передумала. Мало ли кто может увидеть передачу.
— Боюсь, отказаться уже нельзя. Вообще-то с ними разговаривала моя мама… уж и не знаю, как им удалось ее уговорить. Сказали, что все займет не более двух-трех минут.
Масако постаралась побыстрее закончить разговор. Настроение упало. Ей вдруг пришло в голову, что было бы лучше, если бы Яои сама разбиралась со своими проблемами. Теперь же она вела себя так, как будто совсем забыла, что убила мужа. Впрочем, возможно, именно это отсутствие чувства вины и помогло ей выйти сухой из воды. Однако еще сильнее, чем глупость подруги, Масако угнетало предательство сына. Надо же, впервые за целый год открыл рот — и как раз в тот момент, когда в доме появился полицейский! Она понимала — Нобуки хотел наказать мать за равнодушие и отстраненность, но разве так можно? В чем ее вина? И на работе, и дома она делала все, что могла, и вот чем отплатил сын. Не благодарностью, а предательством, ударом в спину. Она зажмурилась и крепко вцепилась пальцами в обивку дивана, чтобы удержать рвущийся наружу крик отчаяния.
Однажды, давно, она сравнила свою карьеру в «Кредите и заёме» с пустой, работающей вхолостую стиральной машиной, а теперь поняла, что то же самое сравнение вполне подходит и к ее семейной жизни. Но если так, тогда в чем смысл существования? Ради чего потрачены годы? На что ушли силы? Зачем принесены жертвы? Ей хотелось кричать от горя, видя то, во что она превратилась, кем стала — усталая, постаревшая, опустившаяся женщина. Поэтому Масако и выбрала ночную смену — чтобы спать днем и работать ночью, двигаться, не останавливаться, изматывать себя, чтобы не оставалось сил и времени думать. Однако такая жизнь в стороне от семьи лишь усиливала ощущение неустроенности, ненужности, лишь распаляла злость. И вот теперь она оказалась в положении, когда уже никто не мог помочь — ни
