Рекорд! Но он сказал, что у него больше нет, и я согласилась. В молодости, бывало, я три миллиона снимала. За вечер! Чем больше лет, тем меньше получаешь. Почему так устроено? Ну молодая, красивая… Мужику ведь все равно только одного надо. Почему все только о молодости и говорят? Непонятно. Какая разница в этом деле, молодая ты или старая?
— Главное — не стать уродиной, а так без разницы.
— Я не это имела в виду, — помрачнев, покачала головой Юрико. — Внешность тут ни при чем. Просто мужики западают на молоденьких.
— Может, и так. А вот как ты превратилась в такую уродину?
Мое ядовитое замечание Юрико проигнорировала. Даже не изменилась в лице.
— Хмм. Жизнь такая. Мне вообще-то до лампочки, что обо мне говорят, как я выгляжу. Меня моя внешность вполне устраивает. Ну вот я такая! Дело к закату, ничего не поделаешь. Мужиков я раскусила и теперь понимаю, зачем живу на этом свете. Почему эти мужики любят молоденьких? Трахать приятнее? Ничего подобного. У молоденьких есть будущее, и мужикам, когда они их снимают, мнится, что они покупают время. Мы — другое дело. Обыкновенные мужики сразу впадают в меланхолию. Вот мой дед, которого я сегодня обработала. Сразу погрустнел. Они слабаки, точно тебе говорю. А мы их слабость вроде как напоказ выставляем. Мужики, которым нравятся такие чудовища, как мы с тобой, любят уродство. Вот они нас и угробят — доведут до края и в конце концов на тот свет отправят.
Я молча слушала рассуждения Юрико. От них становилось скучно и тоскливо. Не нужна мне ее блядская философия!
— А мне все равно. Будь что будет.
— Вот-вот. Думай, не думай — все равно никуда от этого не денешься. — Юрико вынула из сумочки пачку сигарет. — А ты кого подцепила, Юрико?
— Трех иностранцев. Китайцы. С каждого по тридцатке. Итого — девяносто, — соврала я.
Юрико выпустила струйку дыма, смешанную со вздохом сожаления:
— Везет! Познакомила бы меня с хорошим клиентом.
— Ну уж нет.
— Пойми, я не зарюсь на твои деньги. Тут другое. Раз эти ребята столько тебе заплатили — значит, им нравятся чудовища. Ведь ты тоже уродина, Кадзуэ. Только детей пугать. И у тебя нет будущего. Дальше только вниз. Уйдешь из своей фирмы, никто о тебе не вспомнит…
Глаза Юрико сверкнули. Может, я и последняя шлюха, но мне стало страшновато от ее слов. Куда еще вниз? И так уже ниже некуда.
Юрико напророчила, что когда-нибудь явится любитель чудовищ и убьет меня. А вдруг это Чжан? Вспомнилось, как он оттолкнул меня там, на крыше. Какое унижение! Чжан меня ненавидел. И секс тоже ненавидел. Зато он любил чудовищ.
Ни с того ни с сего налетел ветер, разметав клочки записки, которую я писала Юрико. Они взвились в воздух, как снежинки. Юрико проводила их странным взглядом. Запахнув плащ, я подумала: вот бы заглянуть в душу этому Чжану. Говорил он мягко, спокойно, а за словами — ложь и грязь. Но я была рада, что мне дали выкупаться в этой грязи. Я не понимала Чжана, он был непредсказуем для меня, и я боялась его куда сильнее, чем Эгути.
— Юрико, а как у тебя со старшей сестрой?
Юрико молчала, с усмешкой глядя на Дзидзо.
— Ну расскажи!
Я схватила ее за жирное плечо. Юрико, выше меня на целую голову, медленно обернулась и посмотрела отсутствующим взглядом. Глаза ее мрачно блеснули.
— Зачем тебе?
— Этот китаец, Чжан, всю дорогу болтал о своей младшей сестре. Он ее очень любил… Она погибла.
— Сестра всю жизнь мне завидует. У нее ревность прямо как у любовницы. Она меня отрицает.
Юрико снова ударилась в философию. Ее рассуждения сбивали меня с толку. Я разучилась абстрактно мыслить. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этой чепухи.
Однако Юрико не унималась:
— Сестра? Ха! Мы раньше не ладили и теперь не ладим. Мы разные — она и я, как две стороны медали, но в то же время мы одно целое. Она старая дева, мужиков боится как огня. А я — наоборот. Я без них жить не могу. Я родилась шлюхой. Мы с ней — два разных полюса. Забавно, скажи?
— Ничего забавного, — огрызнулась я. — Скажи лучше, почему в этом мире только женщинам приходится бороться за выживание?
— Все очень просто. Потому что они лишены фантазий, иллюзий. — Юрико расхохоталась.
— Значит, мы сможем выжить, если у нас будут иллюзии?
— Нет, Кадзуэ. Уже поздно.
— А может, не поздно?
Мои иллюзии разбились о ту реальность, что была у меня на работе. Вдалеке послышался шум поезда на линии Инокасира. Скоро последняя электричка. Надо забежать в магазин, выпить банку пива по дороге на станцию. Холодало. Юрико переминалась с ноги на ногу, пытаясь согреться.
— Счастливо оставаться, — бросила я.
— Скоро нам крышка, — был ответ.
На электричку я успела, но дома меня ждал сюрприз — дверь оказалась на цепочке. Погасили везде свет и заперлись: иди куда хочешь. Взбешенная, я впилась пальцем в звонок. Наконец кто-то зазвенел цепочкой. На пороге возникла недовольная сестрица в пижаме, поверх которой была накинута какая-то кофта.
— Вы чего это придумали?!
Сестра смотрела в пол. Я подняла ее с постели. Она глянула на меня — будто ножом полоснула.
— Ты что так смотришь? Чем-то недовольна?
Ответа я не услышала; дрожь пробежала по телу сестры — она как бы ощутила прохладу ночи, оставшуюся у меня за спиной, а заодно злобу и порок, которые я принесла с собой. Я стала разуваться, а она быстро вернулась к себе в комнату. Наша семья трещала по швам. Я стояла в коридоре, нога застыли на холодном полу, а я все не могла сдвинуться с места.
7
После встречи с Чжаном удача от меня отвернулась. Две недели назад угораздило подцепить садомазохиста. В номерах он серьезно попортил мне вывеску, так что пришлось взять недельный тайм-аут. В конце концов синяки на физиономии рассосались, а с ними вместе пропали и клиенты. Я несколько раз звонила Ёсидзаки, но он отговаривался вступительными экзаменами в университете — мол, страшно занят, не могу. Араи отправили в командировку в Тояму, где главный офис их компании. Я покорно ждала у Дзидзо хоть кого-нибудь, но все без толку. Хотелось завыть от безысходности. В холодные месяцы клиенты предпочитают не высовывать нос наружу. Тогда я решила совершить рейд по Догэндзаке, где по вечерам особенно многолюдно.
Ровно в половине шестого я выскочила из отдела и поспешила к лифту. Раньше, как только кончался рабочий день, на меня накатывало чувство полной свободы, близкое к восторгу. Душа восставала против того, что приходится целый день просиживать в фирме. Сейчас ничего это нет, в голове только одна мысль: сколько удастся сегодня заработать.
Принцип простой — получаешь с клиента на месте, прячешь в кошелек. Это совсем не такие деньги, что переводят на счет в день зарплаты. Мне жутко нравится держать в руках бумажки. Когда выпускаешь их
