но сейчас мне послышалась доброта в его голосе.
— Братец! Я и двадцати девяти дней здесь не протяну. Мне страшно!
Не зная, что сказать, брат опустил голову. Я стала тянуть руки через ограду, пытаясь ухватиться за отца, но он отдернул руку:
— Намима, поверь, нам тебя жаль, но ничего не поделаешь. Ты же знаешь, никто не может нарушать законы острова. Камику должна жить самостоятельно и проводить все свое время в молитвах, ты — жить с усопшими, мы — ловить рыбу, а кто-то — терпеть голод и нужду. Тем же, кто не живет по законам острова, как, например, род Морской черепахи, ничего другого не остается, как умереть всеми забытыми.
Голос у отца был глухим, и слова его тонули в далеком шуме морского прибоя. Но я улавливала каждое его слово с поразительной ясностью. Нет, мне было не убежать отсюда! Я, как госпожа Наминоуэ, буду заперта здесь, в Амиидо, буду помогать во время похорон, и так будет продолжаться всю мою жизнь… пока не умрет Камику. Если же узнают, что у меня родился ребенок, то, возможно, старейшина прикажет убить его. Я не сдержалась и закричала:
— Я хочу увидеться с мамочкой! Скажите ей, чтобы она пришла!
Похоже, брату все это порядком надоело, и он сердито сказал:
— Ты уже не дитя. Вон Камику, в шесть лет начала обучаться на верховную жрицу. А ты посмотри на свое счастливое детство. Довольно об этом!
Я зарыдала в голос, но отец с братом ушли, ни разу не обернувшись. Я простояла у ограды, пока не рассвело. Просто боялась вернуться на кладбище. Все произошедшее со мной: встречи с Махито, то, как мы украдкой ели остатки приношений для Камику, наша любовная связь — все показалось мне той ночью сном. В этом незнакомом мире, куда меня загнали насильно, прочная ограда представлялась мне «Знаком», навсегда преградившим путь домой. Тоска охватила меня при одной только мысли, что мы с Махито уже никогда не встретимся.
На рассвете я, преодолев страх, вернулась на площадь и зашла внутрь своего нового жилища. Крытая тростником хибарка была бедна в убранстве, мала по размеру и дышала на ладан. На покосившейся полке были аккуратно разложены ложка из раковины мраморной улитки, палочки для еды, утварь из плодов пальмового дерева, выброшенных морем на остров, и глиняная посуда. Глядя на скромный быт госпожи Наминоуэ, с которой мы никогда не встречались, слезы снова и снова текли у меня из глаз. Теперь настала моя очередь жить здесь.
Неожиданно мне захотелось узнать, как госпожа Наминоуэ выглядела, и я решительно направилась в грот. Все пространство грота до самой глубины было плотно заставлено полусгнившими гробами. Не иначе как где-то здесь покоился и младший братишка Махито. Трудно описать, но воздух здесь был тяжелым, пахло то ли сыростью, то ли гнилью. У входа стояли два свежесколоченных гроба, и я потихоньку открыла крышку более скромного. В нем лежала седая как лунь маленькая старушка. Я вскрикнула от удивления. Это была та самая старушка, которую я видела, когда первый раз несла еду для Камику. Это про нее я подумала, что встретилась с богиней. Была она как две капли воды похожа на госпожу Микура. Когда я появилась на свет, она уже была мико в Стране Тьмы.
«Посмотри на свое счастливое детство! Довольно об этом!» — всплыли в памяти слова брата. Камику нарочно не сказала мне ничего. И скорее всего она знала, что Махито и я доедаем ее пищу. Правдой было и то, что благодаря Камику детство мое было счастливым, но с другой стороны, таким ли уж оно было счастливым? Нет. Как может быть счастливым детство у «грязного существа»? Навсегда где-то в глубине души осталось у меня прикосновение пальцев госпожи Микура, когда та отдернула мою руку от Камику в день празднования ее шестилетия. Это в тот момент я простилась со своим «счастливым детством». Никто больше не заикался об этом, но наверняка многие сочувствовали и презирали меня. Раз никто не упоминал о госпоже Наминоуэ, то и ко мне все будут относиться как к «той, которой не существует». И это нельзя было назвать злым умыслом — это было гораздо большим, чем злой умысел. Я чувствовала себя как маленький черный камешек на дне морском, куда не доходят лучи солнца. Нет ничего удивительного в том, что мико, правящую дном морским, нарекли жрицей тьмы.
«Интересно, что сейчас делает Махито?» — внезапно заволновалась я. Теперь ведь Камику не будут носить пищу. Пока мужчины на острове, ей надо скорее вступить в брак, чтобы родить наследниц: верховную жрицу и жрицу тьмы. «Срок госпожи Микура закончился», — осознала я, глядя на еще один гроб. В полном одиночестве я оказалась в кромешной тьме запертой тут, среди мертвецов. Если бы на моем пути не встретился Махито, может быть, я бы так и не переживала.
Опять наступила ночь. Хотя днем я смогла открыть гробы и взглянуть на лица умерших сестер, сейчас, с наступлением темноты, я снова должна была в одиночестве бороться со своим страхом. Как только я представляла, что и госпожа Наминоуэ жила здесь совсем одна, на глаза у меня непроизвольно наворачивались слезы. Наверное, в тот вечер, когда мы встретились, она выбралась из Амиидо и тайком любовалась ночным морским пейзажем.
Ночная страна — страна усопших. И еще это страна глубокого морского дна, куда не проникают лучи солнца. Пока солнце проходит под островом, я должна молиться за усопших, ползая между камней по дну моря. Но как это делать, я не знала. Трясясь от страха в своей хибарке, я дожидалась возвращения солнца.
На улице послышался звук шагов. «Может быть, это привидения и духи выбрались из грота и решили окружить меня, пришельца?» Не зная, как утихомирить духов, я вспомнила, что делали взрослые на похоронах, изо всех сил прижала ладони друг к другу и, опустив голову, стала молиться. От страха у меня зуб на зуб не попадал. Раздался стук в дверь.
— Открой! — услышала я голос Махито. Еще до конца не веря в происходящее, я не могла сдвинуться с места. Дверь открылась, и в освещенном лунным светом дверном проеме появилась большая тень. Это был Махито. Он пришел сюда, в оскверненное место, чтобы встретиться со мной! Радость переполняла меня, и я бросилась Махито на шею. Грудь его была такой теплой, и сердце стучало громко-громко. Так, стоя в объятиях друг друга, мы осознали, что живы. Я была жива и любима. Я не могла оторваться от груди Махито.
— Махито, я… — попыталась произнести я, но Махито приложил палец к моим губам.
— Я все знаю. Говори тише, чтобы госпожа Микура не услышала.
«Так ведь она мертвая», — вздрогнула я от этой мысли. Но, возможно, ее дух еще блуждает в этом мире, и нужно быть настороже. Заплакав, я тихо сказала: «Я беременна твоим ребенком».
Махито был удивлен. Призадумавшись на некоторое время, он решительным тоном зашептал мне на ухо: «Намима, давай убежим с острова».
— Но как?
Даже если нам и удастся снарядить лодку, мощные морские течения, да и рыболовецкие суда, снующие туда-сюда в ближних морях, не дадут нам уплыть отсюда. Даже на отдаленных островах мы не смогли бы укрыться. Правда, ходили слухи, что где-то есть очень большой остров Ямато. но никому еще не удавалось до него добраться.
— Лодку и еду я приготовлю. Жди.
Как во сне, я кивнула головой. Было даже страшно подумать, что дух госпожи Микура может подслушать наш разговор.
— Махито, но мы должны подождать двадцать девять дней!
— Так долго?
Я тоже сомневалась, что выдержу так долго, но мне было жалко госпожу Наминоуэ, забытую всеми, которая могла встречаться с людьми только разве что на похоронах. Мне захотелось проводить в последний путь ту, которая улыбнулась мне много лет назад.
— Хорошо. Я еще приду, — сказал Махито и растворился в ночи.
Я была уверена, что отец и старшие братья караулят у входа в Амиидо, чтобы я не сбежала, так что скорее всего Махито пробрался сюда каким-то другим путем. Сначала я помолилась за то, чтобы Махито удалось уйти незамеченным, а потом, чтобы упокоились души госпожи Микура и госпожи Наминоуэ. Все мои надежды были связаны с Махито.
Через несколько дней лица госпожи Микура и госпожи Наминоуэ будто заострились. Похоже, тела их начали гнить. В гроте запахло смертью. Что и говорить, мне было страшно, но, увидев своими глазами, как тела старушек начали разлагаться, я поймала себя на мысли, что это напоминает гниение останков
