утеса», — кричали они. «Гребите к берегу», — громко скомандовал кормчий. На море был штиль, и гребцы налегли на весла, направив судно к берегу. «Унаси» свесился с борта, вглядываясь в морскую гладь, освещенную полной луной, но ничего не увидел. По спокойной морской глади, как масло, разливался лунный свет. Корабль приблизился к скалистому утесу из белого известняка. Снизу утес выглядел устрашающе высоким. Если кто и прыгнул с такой высоты, то каким бы он ни был хорошим пловцом, вряд ли его можно спасти.
В лунном свете гребцы вглядывались в поверхность воды. Моряки привыкли рисковать своей жизнью, но ценили жизнь других людей. Если случалось, что кто-то из них оказывался за бортом, то товарищи приходили на помощь, рискуя собственной безопасностью.
— Странно, что никто не всплывает, — задумчиво склонил голову старик гребец. — Человеческое тело, прежде чем пойти ко дну, всегда всплывает на поверхность.
— Что-то не так?
На вопрос «Унаси» старик гребец ответил:
— Возможно, что человек прыгнул в обнимку с камнем.
Если человек пошел сознательно на самоубийство, то вряд ли он будет рад, если его спасут. Над кораблем повисло напряженное молчание.
— Слышал я, что на острове Морской змеи стараются сократить число жителей — бедность тому причина. Может, что-то случилось, — насупил седые брови старик гребец.
— Всплыло! — послышался чей-то голос. Дозорный на мачте показывал куда-то вдаль. Немного впереди на поверхности виднелось белое кимоно. Утопленник всплыл лицом кверху.
— Это женщина, — пробормотал старик гребец. У расслышавшего его слова «Унаси» стало нехорошо на душе.
— Откуда вы знаете, что это женщина?
— Мужчина-утопленник всплывает лицом вниз, а женщина — вверх, — ответил кто-то из гребцов. Похоже, среди моряков это было общеизвестно. Новость о том, что с утеса сбросилась женщина, взбудоражила всех на корабле. С одной стороны, все были опечалены, но вместе с тем было любопытно взглянуть в лицо этой смелой женщине.
На воду спустили маленькую шлюпку, рассчитанную только на двоих. В ней старик гребец и «Унаси». Старик, умело орудуя веслами, приблизился к утопленнице, «Унаси» зацепил тело багром. Как они и предполагали, утопленницей оказалась красивая женщина с длинными до пояса волосами. Утонченные черты лица, на белой коже ни единой царапины. Вдобавок казалось, что ее приоткрытые губы были тронуты улыбкой. К обеим лодыжкам были привязаны веревки, но обе они оборвались. Видимо, к ним был примотан камень. Скорее всего, она прыгнула в воду, прижимая камень к груди, но от удара о поверхность воды веревки лопнули.
— Уж не госпожа ли Камику это? — вскрикнул старик гребец. «Унаси» с удивлением посмотрел на лицо женщины. Он хорошо помнил это имя. О ней рассказывал старик, когда говорил о самой прекрасной женщине на всем архипелаге, что не уступала, а то и превосходила Масаго-химэ по красоте. И правда, редкой красы была эта женщина, были в ней достоинство и стать. Но все это уже было мертво.
Что же могло подтолкнуть верховную жрицу на самоубийство? Должно быть, произошло что-то из ряда вон выходящее. «Ах, как печально!» — слабым голосом промолвил старик гребец. Неожиданно фантомная боль в руке «Унаси» утихла, он поднял глаза на черный силуэт острова и с беспокойством подумал: «Уж не ждут ли меня здесь несчастья, подобные тем, что были на Амароми?»
Тело Камику накрыли запасным парусом и уложили на палубе до утра. «Унаси» и старик гребец остались возле погибшей, не в силах успокоиться. Что же за несчастье такое! Чуть больше чем за год друг за другом умерли две женщины, считавшиеся самыми красивыми на всем архипелаге. Была ли Камику тоже жертвой ревности Идзанами? Но что связывало Камику и Идзанами, он не знал. Но почему-то ему казалось, что он не случайно оказался на этом острове — что-то привело сюда.
— Говорят, что эта женщина — верховная жрица? — поклонившись останкам, спросил у старика гребца подошедший кормчий.
— Так и есть, — утвердительно кивнул головой старик. — Я рассказывал о ней господину Якинахико. Это госпожа Камику, верховная жрица с острова Морской змеи, первая красавица на архипелаге.
— Понятно. Таинственная история. А помнишь, Унаси, я рассказывал господину Якинахико про осу? — обратился кормчий к «Унаси».
— Да, помню. Вы рассказывали, как на вашем корабле плыла оса до острова Нахариха.
— Верно. Я еще сказал, что кто-то умер от укуса осы на острове Морской змеи примерно в то же время. Позже я узнал, что этим человеком был супруг госпожи Камику.
Собравшиеся на палубе гребцы переглянулись. Все были напуганы таким зловещим стечением обстоятельств.
— Сначала Масаго-химэ, потом господин Якинахико и госпожа Камику. Все действующие лица того вечера умерли один за другим. Не потому ли это случилось, что на этом судне плыла оса, понимающая человеческий язык. Разве не так? Или я возомнил не бог весть что? — пробормотал себе под нос кормчий, почесывая начинающую лысеть голову.
— Что-то у меня плохие предчувствия. Может, не будем заходить на остров Морской змеи? — скрестив руки на груди, сказал один из гребцов, крепко сложенный мужчина средних лет.
— Как же быть с телом госпожи Камику? Не выбросим же мы ее в море? — рассердился кормчий, а один гребец нервно зашептал:
— Кормчий, душа ее еще здесь, поблизости. Она может услышать.
Гребцы были людьми суеверными. Они верили, что после смерти душа еще некоторое время витает рядом.
Напуганные члены экипажа стали бросать беспокойные взгляды в морскую даль и всматриваться в темные закутки судна. Слышались тихие причмокивания и бормотание.
— Не к добру это — женщина на корабле.
— Кормчий, давай-ка завтра с утра пораньше отвезем тело на остров да поплывем дальше.
— Так и сделаем. Не нравится мне этот остров.
Видимо, после того, как моряки увидели утопленницу, их желание сойти на берег ослабло. Гребцы на руках отнесли завернутое в запасной парус тело Камику на нос корабля, а сами сгрудились на корме, рассевшись так, чтобы оно не попадало в поле их зрения. У тела остались сидеть только старик гребец да «Унаси».
— Жалко госпожу Камику. Видно, после того, как муж ее погиб от укуса осы, она потеряла интерес к жизни, — вздохнул старик. — Наверное, любила она своего мужа так сильно, что не перенесла тяжести такой утраты.
«Унаси» вспомнил слова Унаси:
«За вас, господин, я жизнь отдам. Думаю, что если бы Масаго-химэ знала, что умирает из-за вас, то она была бы счастлива. Это и есть любовь. Разве вы вчера сами не говорили, что полюбили Масаго-химэ за ее преданное сердце?»
«Унаси» погрузился в воспоминания. Старик гребец прищурился и сказал:
— А все-таки хороша была та пирушка, когда господин Якинахико угощал нас саке. Такой веселой пирушки на моей памяти и не было. Живем один раз — так что надо радоваться при каждой возможности. У жрицы, что лежит здесь, тоже, наверное, были и большие радости, и большие печали.
Из-под парусины, которой было накрыто тело, выглядывали белые кончики пальцев. Согнутые, будто пытающиеся что-то схватить, белые пальцы.
На следующее утро кормчий подозвал «Унаси». Было решено, что гребцы сходить на берег не будут, корабль бросит якорь в открытом море и будет ждать возвращения лодки. Поневоле пришлось «Унаси» и старику гребцу, вдвоем, везти тело Камику. Опасаясь, что жители острова могут забрать запасной парус себе, моряки, на всякий случай, развернули тело Камику и оставили ее в том виде, в каком она прыгнула со скалы. После вчерашних ночных разговоров многие вдруг стали суеверными и, когда тело Камику погрузили в лодку, начали раскидывать соль по палубе.
Гавань острова Морской змеи представлял собой естественный залив. Причала там не было. Первый
