«Как только солнце достигло зенита, — заговорил Загрей, — врачеватель пригласил пришедших учеников рассесться в саду под деревьями, а сам встал за наскоро сколоченный небольшой столик. Конечно, они стали требовать, чтобы учитель проверил выполнение третьего задания — им не терпелось узнать, кто же насобирал больше всех крыльев этих несчастных бабочек, кто оказался самым ловким и проворным ловцом насекомых. Но лекарь, к неудовольствию собравшихся, предложил сначала прослушать лекцию, а итоги третьего задания подвести уже после неё. Не без труда ему удалось угомонить недовольных учеников и добиться тишины, и когда он уже был готов объявить тему занятия, как сзади, за спиной, услышал шорох и чье-то неровное дыхание… Это был еще один, опоздавший волонтер, которого не было утром. Но самое удивительное, что этим новым кандидатом оказалась девушка, совсем юная, ещё подросток. И хотя она была коротко острижена, но мягкий овал лица, тонкая длинная шея, и, конечно же, одежда — длинный белый сарафан, обшлаги рукавов и подол которого были украшены пестрой цветастой каймой, — всё это не оставляло сомнений в её половой принадлежности.
— Простите, господин, — мягко, негромко, но уверенно произнесла запыхавшаяся девушка, — я не могла быть утром из-за неотложных домашних дел, но… — тут она сделала паузу, чтобы перевести дух, и продолжила: — Я хочу быть вашей ученицей!
— Увы, вынужден вас огорчить, барышня, но прием в школу окончен. К сожалению, вы опоздали! — спокойно ответил чужестранец.
— Неужели? — удивленно вздернула брови девушка.
— К сожалению, да… — подтвердил свой вердикт лекарь.
— И вы не дадите мне шанса, даже самой маленькой надежды? — не собираясь сдаваться, не отступалась девушка.
— Надежды?… А вы уверены, что хотите быть врачом, что сможете им быть?
— Да! Это моя мечта с детства!
— С детства? — с лукавой улыбкой взглянул на нее целитель. — Что ж, это меняет дело… Раз так, тогда раздевайтесь донага и залезайте вот сюда — на стол! — повелительно произнес врач и настойчиво постучал ладонью по крышке стола, в душе же тайно надеясь, что девушка откажется и быстренько ретируется.
— Но я же женщина и… Это неправильно… Это стыдно… Но раз другого выхода нет и вы настаиваете… — смущенно, опешив от такого постыдного задания, отвечала она, надеясь, что все это шутка, недоразумение.
— Да, сударыня, настаиваю! — жестоко подтвердил лекарь, не оставив девушке выхода.
— Извольте… Как угодно… — обретая ненадолго утраченный кураж, согласилась девушка и тут же жестко добавила: — Но если вы меня обманете, если не примите в ученики, то учтите, за меня есть кому заступиться!
Ученики, до того молча слушавшие беседу, зароптали, пришли в движение, и кто-то сказал:
— Не бойтесь, учитель, она — сирота!
Другой голос тут же уточнил:
— Она — подкидыш! Живет с больной бабулей, да и та ей не родная! — и парни почти в один голос дружно засмеялись.
— Неправда! — громко запротестовала девушка. — Я не подкидыш! А бабушка мне родная! — и глаза её заблестели хрусталиками наворачивающихся слёз.
— Я охотно верю тебе, — поспешил успокоить её учитель. — Итак… — и он жестом, не допускающим дальнейших обсуждений, напомнил про свое требование, указав на плоскость стола…»
— Мне кажется, это очень жестоко! Заставить девушку раздеваться на глазах двух десятков мужчин! Не ожидала такого от него! — словно очнувшись от легкого наркоза, тревожно проговорила Лена.
— О, да, жестоко! Верно! Но… ты забываешь, что профессия врача требует бесстрашия, и лучше сразу проверить наличие этого качества… — парировал Загрей.
— Все равно жестоко. Можно было бы придумать иное, более щадящее испытание.
— Может быть, но у лекаря, видимо, не было времени, чтобы успеть его придумать…
— Что-то твой герой стал меня разочаровывать. Я была о нем более высокого мнения!
— Увы, наши ожидания чаще всего не оправдываются. Так что и твое разочарование вполне закономерно…
— Ну, и что же дальше? — успокоившись, поинтересовалась Лена. — Она, конечно, разделась, а потом?
«А потом было вот что, — продолжал маг. — Она развязала тесемку на груди и весьма грациозно, можно сказать элегантно, скинула сарафан, под которым другой одежды уже не было, ловко влезла, даже скорее вспорхнула на стол и встала гордо, прямо, так, что ни единый мускул не задрожал на ее теле, ни тени стыдливого румянца не проступило на ее белоснежной коже, удивительно белоснежной, совсем не похожей на смуглые, обожженные солнцем, лица и руки жителей селения. Она даже не попыталась прикрыть грудь или низ живота руками, а, напротив, уперла ладони в бедра, отвела назад плечи, одну ногу чуть выставила вперед, будто всем своим видом хотела сказать: «Вот я какая! А вам — слабо?»
Как только все увидели ее такую, то тут же, как по мановению волшебной палочки, ропот утих, и воцарилось оглушительное молчание. Это длилось не меньше минуты, но и не больше двух, но казалось, что они вытянулись в настоящую вечность. Двадцать пар мужских, жадных до утех глаз, из которых половина никогда не видела так явно, так близко, так долго обнаженной женской плоти, впились в её нагое тело, по которому, словно бабочки, порхали блики и тени от мерно колышущейся листвы деревьев. Но удивительней всего, что и лекарь глядел на нее с нескрываемым восхищением, ибо девушка оказалась удивительно ладно скроенной, будто сам Фидий был архитектором форм её тела, а Пракситель своим резцом довел их до совершенства.
Правда, красота это была не женская, сочная, цветущая и плодородная, а именно девичья — хрупкая, нежная, свежая, ранняя, еще не оформившаяся полностью, но прелестная именно своим обещанием, устремленностью в будущее, а не тем, что уже есть, что состоялось и сковывает полет фантазии. Конечно, ей не хватало этих мягких плавных округлых линий, было видно, что питается она не сытно и вместе с тем её нельзя было назвать худой: и руки, и ноги, и живот светились упругостью, приобретенной каждодневной работой в поле и дома. А грудь… Это была не грудь, а сказка, манившая к себе, звавшая, и не прикоснуться к ней лекарь не мог…
— Итак, — собрав в кулак свои возбужденные нервы, начал учитель, — начнем наш первый урок. Сегодня мы будем изучать анатомию — науку о строении тела человека и животных. А девушка будет для нас наглядным пособием. Кстати, как тебя зовут, голубушка?
— Элиза, — откликнулась бодреньким голоском девчушка, — но лучше просто Эли.
— Красивое имя! — учтиво подметил лекарь, а затем, уже обращаясь к ученикам, всё еще завороженным очарованием девичьей красоты, продолжил: — Вот перед нами живое человеческое тело. Сверху оно покрыто кожей, затем идет слой жира, под ним мышцы, а еще глубже залегают отдельные органы, каждый из которых выполняет свою особую функцию…»
— Надеюсь, ты не собираешься мне пересказывать всю эту анатомическую галиматью? — уже озлобленно, устав от долгого рассказа, спросила Кострова.
— Конечно, нет… Извини, что-то я заговорился, увлекся подробностями… Просто в конце лекции произошел примечательный эпизод…
— Смею предположить, что ты решил показать этим похотливым подросткам, как делаются дети, пользуясь тем, что бедная девушка на все согласна ради сомнительных знаний?! — гневно прошипела
