— Из снов, Асенька, из снов! — Ольга наконец улыбнулась. — А если честно, то об этом была статья- исповедь в одном журнале, она называлась: «Сашенька. Последний год. Записки отца»… А у моей дочки, похоже, отца не будет…
— Да брось ты свой пессимизм, Олька! — запротестовала Ася. — Вот выйдешь из роддома, вернешься в театр, снова влюбишься…
— Я не хочу снова! — прервала сестру Ольга. — Я люблю Ивана! Его одного!
— Да что в нем такого? Он же старше тебя на 20 лет!
— Да, старше. Но он… Нет, это нельзя объяснить словами… Просто он — настоящий мужчина, мужчина во всех смыслах…
— А что же он тебя бросил беременную?
— Он не виноват, Ася, — оправдывала любимого Ольга, — это всё она, его жена… Ладно, так звонить или нет?
— Давай так, — предложила Ася, — позвоним на удачу, если трубку возьмет он, то скажешь, если — жена, то просто положим трубку!
— Хорошо, давай…
Но трубку взяла Вера…
— Что ж, значит не судьба, Асенька! — посетовала Оля, и глаза ее тут же увлажнились.
— Да, похоже, что так! — согласилась Ася. — Гляди, кажется такси подъехало…
Оля медленно подошла к окну:
— Да, пора, сестричка! Проводишь меня?
— Спрашиваешь!? Конечно…
Они быстренько погрузились в такси и уже через 15 минут были в приемном покое роддома металлургического комбината — именно он был ближайшим. На оформление формальностей ушло еще минут 10… Наконец, пришла пора прощаться…
— Если что со мной, — мягко проговорила Ольга, — обещай воспитать дочку.
— Оля, зачем ты так!? Все будет хорошо! — откликнулась Ася.
— Ну, конечно, Асенька, но все же пообещай! — грустно произнесла Ольга.
— Обещаю, конечно, обещаю! Но все будет хорошо! Я знаю!
— Глупая ты еще, Асенька! — Ольга обняла напоследок сестру и в сопровождении санитарки отправилась в глубь роддома по длинному едва освещенному коридору.
Её сразу поместили в помещение для рожениц, для тех, кто вот-вот должен разродиться… Сегодня ночью, кроме нее, в нём никого не было… Когда схватки стали частыми и нестерпимыми, Оля тихо попросила обезболивающее, но ей сказали, что это вредно для ребенка, что надо терпеть и снова оставили одну… И только тогда, когда она стала кричать криком, подошел врач… Она старалась следовать всем инструкциям, всем указаниям акушерки: лежать — смирно, дышать — правильно, тужиться — ритмично… Похоже, уставшие за день врачи проморгали тот самый момент, когда обычные роды стали патологическими… Слишком поздно заметили, что девушка на столе начала задыхаться… Они успели спасти ребенка, но только ребенка… А у Ольги, у неё просто остановилось сердце, остановилось навсегда…
И в тот самый миг, когда оно перестало биться, Ольга увидела, увидела если не всё, то самое главное, увидела и поняла…
За столом сидели две женщины, обе красивые и довольно молодые… В той, что была справа, она без особого труда распознала Веру Сергеевну, жену своего любимого, не раз виденную на фотографиях… В руках другой, совершенно ей незнакомой смугловатой черноволосой красавицы, Ольга разглядела собственную фотографию, ту самую, которую подарила Ему ко Дню Советской Армии, ту самую, которой так гордилась, так дорожила… Держа ее портрет прямо перед собой, женщина что-то быстро шептала, но слов Ольга не слышала, впрочем, как и других звуков… Не слышала, но прекрасно понимала, о чем идет речь…
Закончив заговор, цыганка протянула фотографию Вере Сергеевне:
— Ну, давай, коль не боишься!
— Что? — недоуменно возвела очи на кудесницу Вера.
— Как что? Бери иголку и…
— И…? — Вера по-прежнему оставалась в недоумении.
— Сначала проткни глаза, сначала левый, потом правый! — назидала волховница.
— Зачем? — Вере явно не хотелось «мараться»…
— Глупая, — гадалка уже начинала злиться, — чтобы она нас не увидела, чтобы не знала, кто ее приговорил, кто приголубил… Только постарайся с первого раза попасть в самый центр зрачков!
— Готово! — удовлетворенно промолвила Вера, опуская иголку. — Что теперь?
— Дай иглу! — потребовала Майя.
— Зачем? — снова засомневалась женщина.
— Дай говорю! — кипятилась цыганка. — Здесь нельзя медлить!
Вера покорилась: протянула смертоносное оружие, продолжая любоваться только что проделанной работой.
— Руку! — прокричала ворожея.
Теперь Вера Сергеевна уже не спрашивала «Зачем?», а молча протянула ладонь.
Резким движением Майя проткнула средний палец гостьи, после чего выхватила у нее фотографию жертвы и ловко воткнула окровавленное жало иглы прямо в левую грудь девушки, запечатленной на фотобумаге.
— Извини, — пустилась в оправдания кудесница, — это надо было сделать очень быстро…
— Понимаю, — сочувственно вздохнула Вера. — Надеюсь, это всё?
— Почти, — лукаво, но по-прежнему хмурясь, проронила волховница, — осталась самая малость…
… — Вера только вопросительно уставилась в миловидное лицо ведьмы.
— Эту фотографию, — начала пояснения цыганка, — надо закопать в могилу вместе с покойником, но — и это самое важное, — лицевой стороной положить на левую сторону груди умершего, прямо под одежду, прямо на голую кожу… Сможешь это сделать?
— Тьфу, гадость какая! — Веру невольно передернуло — видимо, она живо представила себе эту то ли гнусную операцию, то ли просто картину…
— Как только труп начнет разлагаться, — Майя, видимо, решила помучить напоследок богатую клиентку, — жертва начнет болеть, страдать, чахнуть, трупный яд все глубже будет проникать внутрь фотобумаги и вместе с тем в организм жертвы, а потом…
— Хватит! — резко прервала её Вера.
— Какие мы нежные! — с ехидцей откликнулась Майя, но, тем не менее, смилостивилась, а после небольшой паузы снова спросила: — Ну, так как насчет трупа?
— Какого трупа? — Вера продолжала сопротивляться, кося под забывчивую дурочку.
— Знакомые в моргах есть? — прямо спросила волховница.
— Нет, откуда… — проинформировала гостья.
— Ладно, тогда я сама, есть один парень… — обрадовала клиентку ворожея.
— Я могу идти? — осведомилась Вера.
— Скатертью дорога! — отозвалась Майя.
— Ты не слишком любезна! — с укоризной отвечала гостья. — Могла бы за десять штук быть и поласковей…
— Пошла вон, говорю! — гневно прошипела Майя, складывая полученный гонорар в ящик стола.
— Ну-ну… — только и произнесла Вера, произнесла, собрала свои вещички — фотографии мужа и сына, книжицу про Платона, — затем резво встала, развернулась и с сознанием выполненного долга, с гордо поднятой головой, спешно ретировалась.
Цыганка осталась в комнате одна. Встала, подошла к зеркалу, поправила вьющиеся густые волосы, что-то прошептала своему отражению по-цыгански и… плюнула ему прямо в лицо, после чего начала ругаться непонятно на кого… Затем пересекла комнату, упала на колени и стала молиться перед иконой Богородицы…
