не предвидя, какие страдания это мне причинит)?
– Латынь, разумеется, испорченная, – продолжал доктор Локард.– Навязчиво повторяется один и тот же стилистический прием – никак не могу сообразить, что он мне напоминает. Может, потом додумаюсь.– Он встал.– Мне нужно найти ризничего и узнать, что сделали с телом Гамбрилла.
– Не Гамбрилла. – Я с радостью воспользовался случаем его поправить.– У трупа оба глаза на месте.
– В самом деле? – Он удивленно на меня уставился.– Это интересно.
– Как по-вашему, чье это может быть тело?
Он на мгновение задумался и снова сел.
– Выбор невелик. Той ночью умерли два человека.
– Бергойн? Но его тело было найдено.
– Так ли? Тело, найденное под рухнувшими лесами, было опознано только по одежде.
– Но если бы оно принадлежало Гамбриллу, его бы опознали по отсутствующему глазу.
– Не думаю: лицо ведь было изуродовано до неузнаваемости. Оба они были высокого роста, примерно одинакового возраста. Оставалось принять более очевидное предположение. Очевидное, но ошибочное, как часто бывает с очевидными предположениями. Этому меня научил мой опыт историка.
Его слова напомнили мне о мистере Стоунексе и породили череду мыслей, следовать которой у меня не было времени. Принудив себя сосредоточиться на предмете обсуждения, я спросил:
– В таком случае, кто убил Бергойна и Гамбрилла? И по какой причине?
– Убийца был не один. Гамбрилл убил Бергойна и решил ради шутки – мрачной, но вполне уместной – поместить тело в семейный мемориал, в это безобразное сооружение, из-за которого у них шли раздоры.
– Доктор Карпентер заверил нас, что тот человек был помещен в стену живым и умер от удушья.
Доктор Локард поднял одну бровь:
– Да уж, шутка поистине варварская. Но вот новый юмористический поворот: немедленно вслед за тем Гамбриллу подстраивают падение лесов, и он тоже гибнет.
– Кто подстраивает? Лимбрик? – предположил я.
– Безусловно, он. И между двумя убийствами существует связь. Гамбрилла мучила совесть за тайное преступление, им совершенное; вспомните, как он повел себя, когда решил, что Бергойн грозит его разоблачить.
– А его тайная вина заключалась в том, что он убил отца Лимбрика?
Доктор Локард удивленно взглянул на меня:
– Вам об этом известно?
– А как, по вашему мнению, Бергойн раскопал секрет Гамбрилла?
– Думаю, Гамбрилл сам ему признался, когда они были дружны. А когда они стали врагами, он испугался, что Бергойн его выдаст.
– И убил его, – кивнул я. – Но он не знал, что Лимбрик – противник еще более опасный. Как же это случилось?
Доктор Локард улыбнулся:
– В день гибели своего отца Лимбрик был еще ребенком, но когда между двумя мужчинами вспыхивает вражда не на жизнь, а на смерть, я вспоминаю старинную французскую поговорку: Cherchez la femme![9] Мне представляется, что мать Лимбрика настраивала его против Гамбрилла, снова и снова повторяя эту историю.
– Итак, все эти годы Лимбрик таил в душе зло и ждал случая убить своего покровителя, – согласился я.
– И такой случай подвернулся в ночь, когда Гамбрилл убил Бергойна.
– Ирония заключается в том, что всей этой череде событий дал толчок Бергойн, когда стал грозить Гамбриллу разоблачением.
Доктор Локард снова улыбнулся:
– Это Гамбрилл, несомненно, считал, что Бергойн ему угрожает.
Я заколебался:
– А по-вашему, он был не прав?
– Участникам событий было известно далеко не все. От них ускользнули другие трагические происшествия. Вам известно, что в ту ночь была страшная буря?
Я кивнул.
– А знаете ли вы, что от бури как будто погиб один из тех, кто спал в старой привратницкой?
– Припоминаю, об этом говорил доктор Систерсон, когда мы обсуждали сочинение доктора Шелдрика.
Доктор Локард мрачно осклабился:
– А, ну да, знаменитая история фонда. Доктор Шелдрик, верно, не упоминает этот случай?
