– Петя сочинил простенький рассказик, – сказала Лидка. – Как раз для диктанта.
Она подошла к ученикам, вытянулась в струнку и начала урок.
– Сегодня будем писать диктант, – сказала Лидка противным голосом. – Приготовьте доски и мел.
– Готово, – пробасил Аркадиус.
– Пишите самостоятельно! За подглядку буду снижать отметку!
– Зачем подглядывать? – удивился Митька. – У нас каждый уверен, что грамотнее других пишет!
– Вот и хорошо, – сказала Лидка, хотя в такой самоуверенности ничего хорошего, конечно, нет. – Слушайте меня внимательно. Я буду диктовать по одному предложению. Пишите заголовок…
Ученики сопели. На пол сыпались крошки мела. Лидка продиктовала Петькин рассказ: 'МИЛА И МУЛ
Мила имела мула. Мул был мал. Мила мула мыла, а мул ел мыло. Мила смело била мула. Мул выл'.
– Точка, – сказала Лидка. – Проверьте, нет ли ошибок.
Ученики, забыв Лидкины предупреждения, стали совещаться. Чтобы отвлечь внимание на себя, я обратился к Лидке:
– Приличный рассказ. Для диктанта. А где сам-то Петька?
– Он бывает дома еще реже, чем ты.
– У меня работа. А у него что?
Лидка промолчала. Повернувшись к ученикам, она спросила:
– Проверили? Теперь давайте я посмотрю и поставлю отметки.
Я задумался о Петькином поведении. Чем он сейчас занимается? Пьет носом воду или лижет раскаленную лопату? Или новый фокус придумал? Лучше бы уж рассказы сочинял…
Ко мне подошла растерянная Лидка и сказала со слезой в голосе:
– У всех одинаковые ошибки! Ясно, что они бессовестно списывали друг у друга. Миша, что мне с ними делать?
– Пороть, пороть, пороть! – сказал я гневно.
Я вышел из дому и отправился искать Петьку.
ТЕТРАДЬ 14
Нигде не найдя этого бездельника, я отправился на кирпичный завод и задержался там до самой ночи. Попутчика мне не нашлось, и я пошел домой один. Ночь была осенняя, безлунная, и, задумавшись, я сбился с тропинки. Я плутал в чаще, спотыкаясь о пни и коряги, увязал в болоте, и тонкие сырые ветки осин хлестали мое лицо. Выбившись из сил, я хотел было позвать на помощь, как вдруг увидел огонек. Я обрадовался и пошел на огонь – там хоть можно будет погреться до рассвета… У костра сидели двое. Я издали узнал цыганскую прическу зампотеха и бородку доктора Клизмана. «Вот и компания», – подумал я, но какое-то опасение остановило меня. Я притаился за деревом.
– Никогда еще так не опаздывали, – сказал доктор.
– Ночь больно темна. Волны на море. Прунамель мог и сбиться с курса, – предположил Федя.
– Не мог! – возразил доктор. – Прунамель отличный специалист. Он в любой темноте доплывет.
Подбросив в костер несколько палок, Федя сказал задумчиво:
– Хорошо быть специалистом… Делаешь свою работу, получаешь удовольствие… Никого надувать не надо.
– Это конечно, – поддержал доктор. – Я тоже чуть не стал специалистом. Почти два курса училища прошел. Просто ужасно жалею, что бросил… Приходится теперь отравой торговать.
– Не понимаю, – сказал Федя, – зачем нужна эта отрава. С муравьями все ясно, у них есть ценность. На муравьях фирма Лабаза три тысячи процентов дохода имеет… А зачем нужен отвар поганок, убей меня гром, не пойму!
– Требуется! – важно сказал доктор Клизман. – И я предполагаю, что для военных целей!
– Ах, военных, – произнес Федя. – Тогда понятно.
Я замер под деревом, стараясь не пропустить ни одного слова. Вот оно, оказывается, что! Доктор тоже из этой шайки. Вот для чего ему нужны поганки. И с муравьями темное дело… В волшебство я давно уже не верил, но хитроумных пружин этого обмана не мог понять.
– Побуду еще год-два в Мурлындии, – сказал доктор, – накоплю достаточно средств, да и уеду в цивилизованную страну. Буду жить в свое удовольствие на проценты с капитала. И стихи писать брошу!
– Это обязательно надо, – сказал Федя.
Я не понял, что обязательно надо: уехать из Мурлындии или бросить сочинять стихи?..
– А мне нельзя уезжать, – вздохнул Федя. – Куда я поеду с моим развитием? Мне только в Мурлындии и жить…
– Девочка Лида школу устроила, – сказал доктор. – Походил бы, поучился.
– Должность не разрешает, – покачал головой Федя. – А то непременно бы походил… Да и поздно уже. Скоро этой школе и всему прочему наступит…
Раздался треск кустов. На поляну вышли трое в черных плащах с корзинами и фонарями.
– Наконец-то! – воскликнули Федя и доктор в один голос. – Мы уж подумали, не случилось ли чего с кораблем!
– Этот болван Прунамеля хотел пойти с нами к пещере, – сказал один из пришедших. Багровое пламя костра играло на его бородатой физиономии с кривым разбойничьим носом. – Едва отвязались!
– Пришлось научить морячков играть в штосе, – сказал другой и захохотал. Я узнал навек запомнившийся мне голос разбойника Стропилы, который хотел нас повесить в лесном домике. – Морячки запалили факелы и дуются на кирпичи… Кикимор! Доставай угощение для сотрудников, – приказал Стропила.
Низенький, косматый и кривоногий Кикимор распаковал корзину, достал оттуда консервы, сыр, колбасу, буханку белого хлеба и коробку мармелада. Все это он сложил у костра и поставил рядом три бутылки. У меня потекли слюнки. Захотелось выйти из-за дерева, угоститься колбаской. Но я понимал, что если я выйду, то угостят меня никак не колбаской… Поэтому я притаился еще незаметнее.
А у костра началось пиршество. Особенно старались доктор и Федя. Они пили прямо из горлышек, широко разевали рты и жадно кусали еду. Доктор то и дело стряхивал с бороды крошки.
– Вы там небось каждый день так трескаете? – завистливо спросил зампотех Федя.
– Каждую ночь! – уточнил Кикимор. – Днем мы спим, восстанавливаем силы. Если б не эти дежурства в пещере, совсем райская житуха была бы. Верно я говорю, Стропила?
Длинный и безбородый Стропила швырнул в мою сторону обглоданную кость и сказал:
– Ничего, брат Кикимор! Зимой возьмем отпуск и поедем на юг. Роскошный курорт выберем!.. Отравы много сегодня? – спросил он.
– Ведро, – ответил доктор Клизман, проглотив кусок. – Самому приходится варить. Митька от рук отбился с этими кирпичами.
– Пора ваш кирпич прихлопнуть! – сказал Стропила. – Больше терпеть нельзя. Добыча муравьев катастрофически снизилась. Фирма недовольна. Доходы уменьшились… Ну, пошли заступать. Доктор, слей отраву в нашу бутыль да выброси объедки подальше!
– Слушаюсь! – сказал доктор Клизман.
Трое в плащах взяли свои громадные корзины и спустились в пещеру, освещая путь фонарями. Доктор подобрал остатки пиршества и направился к моему дереву. Я в страхе врос в землю. Если бы не такая беспросветная ночь, он заметил бы меня, потому что остановился в двух шагах от моей головы. На меня посыпались шкурки, кости, бумажки и огрызки. В лоб угодила банка и по лицу потекли струйки томатного соуса. Страх прошел, осталась только отчаянная злость. «Ладно, – думал я, вытирая лицо об мокрую траву. – Я тебе отомщу, доктор!»
Вернувшись к костру, он перелил отраву из одной бутыли в другую. Мне было холодно, все тело закоченело в неподвижности. Я хотел уползти, подумав, что больше ничего интересного не произойдет, но
