приостановился рядом с аркой и прочитал надпись: военный трибун, жрец божественного Августа, пять раз избиравшийся магистратом, покровитель города.
И везде одни и те же имена. Голконии, Попидий, Куспии... Рядовые граждане могут, конечно, каждую весну заворачиваться в тоги, слушать речи, бросать свои таблички в урны и избирать новый состав магистратов. И все равно на виду из года в год одни и те же лица. Впрочем, политикой акварий тоже не интересовался. У него просто не было на это времени, как и на богов.
Аттилий уже собрался перейти перекресток — и вдруг замер на полушаге, отдернул ногу и поставил обратно. Ему показалось, что по каменным плитам бежит рябь. Через город прошла мощная сухая волна. В следующее мгновение аквария с силой качнуло, — как в тот миг, когда «Минерва» остановилась у причала, — и ему пришлось ухватиться за руку Тиро, чтобы не упасть. Раздались крики. Пронзительно заржала лошадь. На противоположной стороне перекрестка с крутой крыши сорвалась черепица и вдребезги разбилась о мостовую. На несколько мгновений Помпеи оцепенели. Но потом, постепенно, город вновь ожил. Люди перевели дыхание. Прерванные разговоры вновь возобновились. Возница хлестнул кнутом перепуганную лошадь, и повозка рванула вперед.
Тиро воспользовался временным затишьем, чтобы перебежать на другую сторону дороги. Аттилий, мгновение поколебавшись, последовал за ним, втайне опасаясь, что каменные плиты сейчас подадутся под кожаными подошвами его сандалий. Пережитое ощущение заставило его занервничать — настолько сильно, что акварию не хотелось сознаваться в этом даже самому себе. Но ведь вправду, если нельзя полагаться на землю, по которой ходишь, на что ж тогда полагаться?
Раб ждал его на другой стороне. Слепые глаза, безостановочно движущиеся в поисках того, чего им все равно не дано было разглядеть, придавали юноше неуверенный вид.
— Не волнуйся, акварий. Этим летом тут такое творится постоянно. Наверное, только за последние два дня вздрагивало раз десять. Земля жалуется на жару!
Он протянул руку, но Аттилий ее не принял. Ситуация показалась ему унизительной — докатились слепой успокаивает зрячего! — и он самостоятельно взобрался на высокий тротуар.
— Где этот чертов дом? — раздраженно поинтересовался он.
Тиро неопределенно махнул рукой, указывая куда-то дальше по улице.
Аттилий оглядел улицу. Все те же глухие стены. С одной стороны — пекарня. Очередь в лавочку, торгующую сладостями. Из прачечной напротив доносится вонь мочи, а у тротуара расставлены горшки для прохожих (известно ведь, что нет лучше средства для стирки, чем человеческая моча). За прачечной — театр. Над большой дверью — вездесущий лозунг «Соседи поддерживают избрание Луция По-пидия Секунда на пост эдила. Он докажет, что достоин этого». Самостоятельно Аттилию никогда бы не удалось разыскать это место.
— Акварий, а можно я кое о чем спрошу?
— О чем?
— А где Экзомний?
— Этого никто не знает, Тиро. Он исчез.
Раб обдумал эту новость и медленно кивнул.
— Экзомний был похож на тебя. Он тоже никак не мог привыкнуть к толчкам. Он говорил, что это ему напоминает время перед большим землетрясением — оно случилось в тот год, когда я родился.
Похоже было, будто юноша вот-вот расплачется. Аттилий взял Тиро за плечо и внимательно осмотрел. Парень явно что-то знал.
— Экзомний бывал в Помпеях в последнее время?
— Конечно. Он здесь жил.
Пальцы Аттилия невольно сжались.
— Он жил здесь? В Помпеях?
Акварий был сбит с толку — и в то же время сразу почувствовал, что это правда. Тогда понятно, почему комнаты Экзомния в Мизенах настолько безлики, почему Коракс не хотел, чтобы он, Аттилий, приезжал в Помпеи, и почему надсмотрщик так странно себя вел, попав сюда — то и дело озирался, выискивая кого-то в толпе.
— У него комнаты в доме Африкана, — сказал Тиро. — Он часто там жил. Не постоянно, но часто.
— А когда ты последний раз разговаривал с ним?
— Не помню.
На лице юноши появилась тень испуга. Он повернул голову, словно пытаясь взглянуть на руку аквария у себя на плече. Аттилий быстро отпустил его и успокаивающе похлопал по руке:
— Попробуй вспомнить, Тиро. Возможно, это важно.
— Я не знаю.
— Ну хотя бы до праздника Нептуна или после?
Нептуналии проводились в двадцать третий день июля, и в календаре людей, связанных с акведуками, этот праздник был самым главным.
— После. Точно после. Наверное, недели черездве.
— Две недели? Тогда ты, должно быть, один из последних, кто разговаривал с ним. И что, его беспокоили эти толчки?
Тиро снова кивнул.
— А Амплиат? Они же были друзьями, верно? Часто ли они встречались?
Раб указал на свои глаза:
— Я же не вижу...
Нет, подумал Аттилий. Но готов побиться об заклад, что ты все слышишь. От такого, как ты, ни один слух не ускользнет. Он посмотрел на дом Попидия.
— Ну, хорошо, Тиро. Можешь возвращаться к резервуару. Занимайся своими делами. Спасибо, что помог.
— И тебе спасибо, акварий.
Тиро поклонился, взял руку Аттилия и поцеловал. А потом повернулся и зашагал вверх по улице, в сторону Везувиевых врат, непринужденно скользя среди праздничной толпы.
Внедрение новой магмы также может вызвать извержение, посредством нарушения термического, химического или механического равновесия старой магмы в мелком резервуаре. Новая магма, поступающая из более глубоких и горячих источников, резко повышает температуру уже имеющейся магмы, и та начинает пузыриться и подниматься вверх.
Дверь у этого дома была двустворчатая, обитая гвоздями, подвешенная на бронзовые петли — и крепко запертая. Аттилий постучал пару раз. Ему показалось, что стук получился слишком слабым, чтобы его можно было расслышать сквозь уличный шум. Но дверь почти мгновенно распахнулась, и на пороге появился привратник — необычайно высокий и широкоплечий нубиец в темно-красной тунике. Его руки и шея, могучие, словно древесные стволы, были намазаны маслом и блестели, словно полированные.
— Каковы врата, таков и привратник, — весело заметил Аттилий.
Привратник не улыбнулся.
— По какому делу?
— Я — Марк Аттилий, акварий Аквы Августы. Я желаю засвидетельствовать свое почтение Луцию Попидию Секунду.
— Сегодня праздник. Его нет дома. Аттилий поставил ногу на порог.
