И врача не оказалось рядом по соседству, чтоб вернуть сердцебиенье и второму сердцу. И когда рассказ об этом я услышал позже, и мое в груди забилось от великой дрожи. Понял я, что нет на свете выше, чем такое, чем держать другое сердце нежною рукою. И пускай мое от боли сердце разорвется — это в жизни, это в песне творчеством зовется. 1943
Три века русской поэзии.
Составитель Николай Банников.
Москва: Просвещение, 1968.
Знаете, где станция „Площадь Революции“? Гам вот иностранца я увидал на улице. Не из тех, которые ради интереса шлются к нам конторами кругосветных рейсов. Не из тех, что, пользуясь биржевым затишьем, ищут вплоть до полюса, где поэкзотичней. Мой шагал в дубленой шубе из овчины, а глаза влюбленные, и не без причины! Смуглотой румянятся скулы южной крови. Был мой „иностранец“ — черно — угле — — бровый! Он идет приглядывается к людям на панели, видит, как прокладываются под землей туннели, видит, как без долларной ростовщицкой лепты обгоняем — здорово! — сроки пятилетки. И горят глаза его, потому что чувствует: это все хозяева по снегу похрустывают, это те, что призваны первые на свете солнце коммунизма встретить на рассвете!
