Струйки янтаря на коре сосновой. Камень на песке. Есть начало новой клетки в лепестке. Смерти больше нет. Смерти больше нет. Будет жарким полдень, сено — чтоб уснуть. Солнцем будет пройден половинный путь. Будет из волокон скручен узелок, — лопнет белый кокон, вспыхнет василек. Смерти больше нет. Смерти больше нет! Родился кузнечик пять минут назад — странный человечек, зелен и носат: У него, как зуммер, песенка своя, оттого что я пять минут как умер… Смерти больше нет! Смерти больше нет! Больше нет! Нет! Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
Шла по улице девушка. Плакала
Шла по улице девушка. Плакала. Голубые глаза вытирала. Мне понятно — кого потеряла. Дорогие прохожие! Что же вы проскользнули с сухими глазами? Или вы не теряете сами? Почему ж вы не плачете? Прячете свои слезы, как прячут березы горький сок под корою в морозы?.. Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.
Москва: Худож. лит., 1974.
Это было написано начерно, а потом уже переиначено (поре-и, пере-на, пере-че, пере-но…) — перечеркнуто и, как пятно, сведено; это было — как мучаться начато, за мгновенье — как судорогой сведено, а потом переписано заново, начисто и к чему-то неглавному сведено. Это было написано начерно, где все больше, чем начисто, значило. Черновик—это словно знакомство случайное, неоткрытое слово на „нео“, когда вдруг начинается необычайное: нео-день, нео-жизнь, нео-мир, нео-мы,
