кошачий слух!
– «Ее» квартира? «Ее» квартира? – встрепенулась тетка с половником, в порыве возбуждения едва не треснув Вальку по лбу этой своей поварешкой. – Чья – «ее»? Вы знаете, да? Расскажите, умоляю! Мы ж тут почти никого не знаем – недавно переехали! Стоим тут, как дуры полные, и – никакой информации!
Другие женщины тоже зажужжали, как потревоженный улей. Каждая из них, безусловно, признавала свое право на информацию.
– …Милиция понаехала, всех расспрашивает, ничего не объясняет…
– …Пожарник такой неинтеллигентный! На меня как рявкнет: дескать – зачем вызывала? А как не вызвать, когда, пардон, свет погас, и искры… На всей площадке пробки повышибало!
– А врачиха-то из «Скорой» говорит: мы, грит, тут уже не нужны. Труповозку надо. Так прям и сказала – труповозку, мол…
– Так кто там живет, в двести восемьдесят восьмой? А?
Последний вопрос был обращен к молодым людям. И, как только он прозвучал, вокруг все стихло.
– Вот что, дорогие женщины, – решительно оборвал Валентин начавшийся допрос. – Давайте все по порядку. Сперва – вы, – обратился он к даме в бигуди, уж очень у нее был серьезный и полный достоинства вид, даже с этим патронташем на голове. – Как вас зовут, простите?
– Эльвира Марковна, – ответила та с некоторой даже церемонностью.
– Очень приятно… так вот, Эльвира Марковна, расскажите нам все, что здесь произошло. Это очень важно, потому что, видите ли, мы с девушкой хозяйке двести восемьдесят восьмой квартиры некоторым образом не чужие люди…
– Понятно, – кивнула та. И действительно все рассказала.
Эльвира Марковна Юматова – в недавнем прошлом чтец-декламатор в Центральном дворце культуры железнодорожников, что на Комсомольской площади, а ныне просто отселенная скучающая пенсионерка (зять Эльвиры Марковны, будучи по профессии простым автомехаником, никак не мог найти с утонченной тещей общий язык и по причине стал инициатором сложного квартирного обмена, в результате которого Эльвира Марковна оказалась на другом конце Москвы, хоть и на отдельной жилплощади), сегодня днем, в районе часов эдак двух, поставила на электрическую плитку маленькую кастрюльку с овсяной кашкой, которую надо было разогреть до комнатной температуры для единственной родной души – йоркширского терьера Тимоши, и принялась неторопливо помешивать кашку ложечкой. Тимоша жался у ног и, высунув из-под шерсти крохотный нос, внюхивался в пары грядущего обеда.
Из комнаты до них доносился бодрый голос ведущего теленовостей, ему вторил еле слышный бубнеж радиоприемника за стенкой. Сама Эльвира Марковна тоже не упустила возможности, разговаривая с Тимошей, пару раз взять голос «в маску» – словом, вокруг царили «мир, покой и благоденствие», как выразилась сама рассказчица.
– Как вдруг! – женщина тряхнула головой, и бигуди дробно стукнулись друг о дружку. – Вдруг! – воздела она к небу ухоженные руки. – Треск! Щелк!! Искры!!! Запах горелых проводов! И – тишина… телевизор молчит. Радио молчит. Плита – молчит, то есть не работает, я регулятор туда-сюда кручу, все без толку! Думаю – да что ж это, пробки, что ли, у нас повылетали? Взяла в кладовке фонарик, вышла на площадку, подхожу к щитку – ба-а-атюшки! – Эльвира Марковна широко раскрыла и тут же зажмурила выцветшие, умело подведенные глаза. – Весь щиток черный! Оплавилось все, и вонь, то есть, прр-ростите – запах! Совершенно невыносимый запах! Запах горелой резины! Ну, доложу я вам, меня такое возмущение охватило – опять, думаю, мальчишки хулиганили!
Мгновенно воскресив в воображении памятку о противопожарной безопасности, которая много лет украшала одну из стен Дворца культуры железнодорожников, Эльвира Марковна поспешно кинулась в квартиру, набрала на телефоне «01» и, прокричав: «Срочно, срочно приезжайте! У нас диверсия, возможно, террррористический акт!» – кинулась оповещать соседей.
– Четыре квартиры у нас на площадке, – пояснила она, для наглядности выставив перед грудью ладонь с поджатым большим пальцем. – С Машей, – Эльвира Марковна кивнула на женщину с половником, – мы сразу свели знакомство, еще в тот день, когда я сюда заезжала, она даже помогала мне заносить вещи… А про других соседей нам ничего пока не известно. Я, конечно, позвонила в обе двери, но никто не откликнулся. Уходят рано, приходят поздно, а мы с Тимошей ложимся спать пораньше, у нас режим…
– Эльвира Марковна! Не отвлекайтесь! – напомнил Валька.
– Да-да, молодой человек… Я рассказываю…
Итак, обе женщины (соседка Маша, истомившись от пенсионной скуки, была рада наметившемуся приключению настолько, что даже не замечала зажатого в своей же руке половника), посудачив минуту- другую, решили спуститься вниз и там дождаться пожарных. Но тут внимание всевидящего Машиного ока привлек узкий, точно лезвие стилета, клинок дневного света, прорезавший сумрак лестничной площадки. Свет лился из 288-й квартиры.
– Там кто-то есть! – выдохнула Маша, присвистнув от любопытства. И, быстро, даже как-то воровато, оглянувшись по сторонам, потянула на себя тяжелую дверь и юркнула внутрь.
Немного поколебавшись (врываться без приглашения в чужую квартиру – это было так неинтеллигентно!), Эльвира Марковна поспешила за ней.
Чужая квартира встретила обеих пенсионерок страшной, какой-то настораживающей тишиной («У меня аж люмбаго разыгралось!» – пожаловалась экспансивная Маша). Плотно притворенные двери в обе комнаты сдерживали дневной свет, и в маленькой прихожей стоял полумрак. Узкая резкая световая полоса, которая проникала на лестничную площадку, шла из слегка приоткрытой кухонной двери.
– Мы заглянули туда – никого, – приближаясь к кульминации рассказа, Эльвира Марковна все чаще распахивала и сразу же щурила глаза, – заглянули в комнаты – никого! И тут я вижу: от розетки, что возле ванной, отходит электрический шнур! И ведет прямо туда!
– Куда?
– В ванную!
Жмущиеся друг к другу – не слишком законное приключение с проникновением в чужое жилище на глазах перерастало в криминальную драму – женщины заглянули в ванную комнату. В сумраке белели края эмалированной ванны и раковины, больше разглядеть ничего не удавалось. Но…
– Запах! – Юматова вновь распахнула-зажмурила глаза и приблизила к молодым людям лицо с выражением непередаваемого отвращения – конечно, насколько это позволяло воспитание интеллигентной женщины. – Этот ужж-жжасный, ни на что не похожий запах! Запах горелой плоти!
– Как-как?
– Обуглившегося тела!
Конечно, то, что странный запах был именно запахом трупа, неопытные в криминальном отношении пенсионерки определили не сразу, а лишь после того, как Эльвира Марковна, нащупав в кармане халата фонарик, минуту назад за ненадобностью сунутый туда, щелкнула кнопочкой. Картина, которую высветил дрожащий луч, заставила обеих пенсионерок взвизгнуть и, толкаясь плечами, вылететь из квартиры вон, а оттуда – вниз по лестнице до самого первого этажа.
– Мужчина! Абсолютно голый мужчина! То есть обнаженный! – с ужасом вскрикивала Юматова. – В ванне вода до краев, аж пол мокрый – и он в ней лежит! Глаза в потолок, рот открыт, рука одна через край свесилась, белая такая, полная, с мокрыми волосками, с пальцев вода капает, уж-жас!! Плечо у него черное и шея, а поверху фен, обыкновенный женский фен, прямо в воде плавает – наполовину даже расплавился! Шнур у фена, наверно, короткий, на дно упасть не дал. И в воздухе такой как бы слабый дымок, и ужасно, ужасно пахнет!
– Копченым разило, это точно, – подтвердила Маша, потрясая половником. Глаза у нее возбужденно блестели.
– Маша! – укоризненно отозвалась Эльвира Марковна. И снова обернулась к Валентину: – Мы, можете мне поверить, молодой человек, хоть и испугались, но все же «Скорую помощь» вызвали. Сразу же, как отдышались. Правда, из двести пятидесятой квартиры, на первом этаже. Подниматься-то нам уж-жас как страшно было…
– А то! – подтвердила Маша. – Страсть-то какая! А врачиха эта, которая из «Скорой», грит: «Не наш это случай. Труповозку надоть!» Так и сказала: труповозку, мол…
